Невинная Настя, или 100 первых мужчин | страница 45
- Ну что? Расскажи, как твои дела. И в голосе какоето волнение. А я была просто идиоткой. Нет, на самом деле, единственный парень, о котором я жалею, - это Барон. Потому что причинила ему много боли. И даже стихи ему написала: Ты помнишь: вечер, дискотека, И я стояла у окна. Играла музыка негромко, Ты был один, и я одна. Ты пригласил меня на танец, Моя рука в твоей руке. Играет на щеке румянец, И все как будто бы во сне… Ну и так далее - этот стих был посвящен ему. Так вот, он меня спрашивает:
- Ну что? Как дела? Я говорю:
- Давай останемся друзьями. Теперьто я понимаю, что это было ему как нож в сердце. И даже не в сердце, а в спину. Это была подлость, это было отвратительно, но факт есть факт: я просто унизила его, оскорбила. Того парня, который и правда был готов меня на руках носить. А не того, который хотел со мной просто трахаться, поскольку ему было престижно, что у него девка московская. И Барон ушел.
Знаете, я уверена: если бы я побежала за ним и сказала: «Прости меня!» - он бы меня обнял, поцеловал, сказал: «Все хорошо». Но я этого не сделала. Он уходил, а я просто стояла и смотрела. И тут, представляете, начался дождь. Эти капли по лицу у меня катятся - ну просто как слезы. То есть это сам Бог хотел, чтобы я заплакала. Но гордость моя и дурь - я развернулась и пошла с Володей в «Куски». Там, как всегда, парни пили, гуляли. А потом, когда я вернулась домой, ко мне зашли друзья Барона и сказали:
- Настя, зачем ты это сделала? А я даже не поняла, о чем они. Я говорю:
- Что случилось? Они говорят:
- Зачем ты Барона обидела? Я говорю:
- Я не обидела, а просто сказала правду. Они говорят:
- Ты своей правдой чуть его не убила. И рассказывают - представляете, когда он шел от меня до своего дома, а это прилично, это уже другой поселок, - так вот, он шел и кулаками бил столбы и каменные заборы. Когда он пришел домой, у него все руки были сбиты до кости, он был весь в крови. Настолько сильна была его злость. И я почувствовала себя такой сучкой - просто возненавидела себя после этого. Но потом поняла: если хочешь хорошо жить, то не надо мучить себя угрызениями совести. Что было, то прошло!
В душе остался пепел, Сгорело все дотла. Любовь, надежду, веру - Я все в душе сожгла. Ты куришь сигарету И смотришь на меня. Тебе меня не жалко. Да что жалеть меня? Ты куришь сигарету, И дым идет кольцом. Во всем я виновата, Во всем, во всем, во всем. Погасла сигарета Окурком на земле. И так же наши чувства Угасли с ней во мгле. Потом я уехала в Москву. Там опять все эти мальчики, гуляночки. Правда - только попутно с учебой. А когда я снова вернулась в деревню, Барон уже ушел в армию. На проводы к нему я, к сожалению, не попала. Просто слышала, что он попросился в Морфлот. То есть он хотел надолго уйти оттуда, на три года. И я, конечно, очень жалею, что все так вышло. Правда, жалею. Знаете, самое интересное, что мне ведь всегда нравились высокие парни, а Барон невысокий. Он коротко стриженный, сильно накачанный - такие огромные мышцы, просто бицепсы. Однако при всем его таком боксерском телосложении он был удивительной души человек. Он считал меня чистой, невинной, он уважал меня. Спасибо ему за это.