Ее душа, ее тело под тонким покровом влажных одежд томились ожиданием.
Клей... Они знали друг друга целую вечность. Сошлись тайно, восстав против своих семей, против тех запутанных отношений, что сложились между ними вот уже многие годы.
Но ни репутация, ни нарушение запретов, ни недавний скандал – ничто больше не имело значения. Кроме разве того, что он хотел ее, и она могла повелевать им. Она имела то, о чем могла лишь мечтать самая красивая девушка из трех окрестных графств, – Клей Ратледж был без ума от нее.
Смятение нарастало, кто-то скрывался в тени, и она больше не была уверена в том, что это Клей. Не в его правилах было так затягивать начало свидания. Он не отличался терпением, он привык получать то, что хочет, немедленно. У него не было лишнего времени.
И у нее его тоже не было. Она сидела, сжав руки на коленях. Влажная ткань холодила кожу и сердце. Она скорее почувствовала, чем поняла, что Клея здесь нет. Клей не придет. Но сегодня она не спустит ему с рук. Слишком плохо складывались дела в Монтелете. Пора действовать.
Она готова была предложить Клею очевидное решение. Но его нет...
Хотя как это похоже на Клея. Он чуял опасность как зверь. Он умел обходить капканы и искусно сплетенные ловушки, ускользал от опасности с легкостью и проворством утреннего ветерка. Поэтому он избегал и ее, поджидая, пока она остынет. Тогда он смело мог бы приблизиться к ней, не опасаясь проявления недовольства.
Он был таким проницательным. Умел распознавать ее душевный дискомфорт с расстояния сотни шагов, а то и больше. И к тому же он был таким капризным – испорченный ребенок, который привык, чтобы все было так, как он хочет.
Ну что же, для Клея Ратледжа настало время повзрослеть. Она неслышно поднялась с кресла и крадучись прошла в дом.
В доме кто-то жил. В гостиной перед камином был расстелен спальный мешок с седлом вместо подушки. На очаге стоял кофейник, жестяная сковорода, кружка, тарелка и кое-какая другая кухонная утварь. На обитом муслином диване лежала аккуратно сложенная стопка одежды.
Она не могла бы сказать, Клей ли жил в Оринде или кто-то другой. Дом не запирался. Но Оринда принадлежала им: в этих пахучих комнатах, в спальнях этого дома Клей затеял с ней игру, сулящую открытия, кульминацией которой должно стать что-то необыкновенное. Она испытывала досаду и гнев. Гнев из-за того, что не могла заставить его поступать так, как хочет, и еще, быть может, оттого, что была недостаточно хороша для него.
