Кандидаты наук азартно резались в «дурака». Игорь Валерианович задремал, уронив раскрытую брошюру на грудь. Ему, очевидно, снилось что-то страшное: он дергал головою, постанывал, скрежетал зубами. Когда на улице бушует яркое северное сияние, полярникам снится всякая чертовщина.
Вдруг ученый вскрикнул и резко сел на спальнике, вытаращил глаза. Все оставили карты, глядя на своего начальника. Наконец взгляд Игоря Валериановича принял осмысленное выражение. Он криво усмехнулся, повертел в руках красочную английскую брошюру, которую читал четверть часа назад.
– Что, Игорь Валерианович? Кошмар?
– Еще какой, ребята… Пожалуй, стоит рассказать.
– Слушаем, Игорь Валерианович.
– Так все зримо, четко, в цвете, как наяву… Там, где бухта Роджерс, где как бы въезд на остров Врангеля, будто стоит громаднейших размеров памятник, архитектурный ансамбль, все из чистейшего белого мрамора. Да… На высоченной колонне-постаменте – белая медведица. Та самая, с искривленной шеей, которую мы сегодня метили. Нет, она не просто повернула голову, а стоит именно с искривленной, перебитой пулей шеей. Слева и справа от постамента – мемориальные доски, очень большие, в три человеческих роста. На одной высечены ставшие хрестоматийными для зоологов слова Джулиана Хаксли[1]: «Крупные животные, свободно и безбоязненно разгуливающие по необозримым просторам, – это зрелище волнует и восхищает подобно созерцанию прекрасного здания или прослушиванию гениальной симфонии». Не правда ли, звучит как издевательство по отношению к той, с искривленной шеей, что стоит на постаменте?… Другая доска сплошь исписана. Знаете чем? Цитатами вот из этой брошюры. – Игорь Валерианович раскрыл книжку и начал переводить с английского те места, которые помечал карандашом: – «…медвежата залегли на туше застреленной матери, злобно ворча и фыркая…», «Мы выстрелили и тяжело ранили одного из медвежат…», «…минимальное число белых медведей, убиваемых ежегодно во всем мире, превышает 1300…», «Предполагают, что в полярной области все еще бродят 11000—12 000 белых медведей…»
Игорь Валерианович отбросил брошюру, замолчал.
– Пожалуй, цитаты более соответствуют характеру памятника… – задумчиво сказал один из кандидатов.
– Ваш сон вовсе не кошмарный, Игорь Валерианович, – вставил другой. – Не сон, а явь. Действительное положение вещей.
– Явь бывает пострашнее самого кошмарного сна, – добавил третий.
Два песца, серебристый и голубой, с желтыми и прозрачными, как смола, глазами, пять белых чаек, бургомистр и ворон вот уже полтора года неотступно преследовали Кривошейку, где бы она ни находилась, куда бы ни шла. Нахлебники питались остатками пищи белой медведицы. К подобному соседству пернатых и зверей она давно привыкла, не замечала своих нахлебников и не охотилась за ними даже в дни жестокого голода. Они полностью зависели от добычи медведицы, и погибни она во льдах голодной смертью, та же участь постигла бы и нахлебников. У каждого медведя были свои нахлебники, свое сопровождение, своя братия, которая не потерпит чужаков, вырывающих у них кусок изо рта.
