Медведица присмотрела для берлоги удобное местечко – крутой заснеженный склон сопки, обращенный к океану, и двинулась дальше, поедая скудную растительность арктического острова. После ранения она стала кривошейкой. Ее шея была вытянута не по прямой линии, а дугой, обращенной влево; казалось, она все время заглядывает в ту сторону. Повернуть голову вправо она не могла, приходилось разворачиваться всем туловищем. Застрявшая в шейном позвоночнике острая свинцовая пуля в твердой латунной оболочке временами, особенно к перемене погоды, причиняла саднящую боль, и тогда зверь ложился, со стоном терся о камни или льдины.
Сюда, на край света, в ледяные туманы, где в июле нередко случаются обильные снегопады и даже свирепые пурги, по весне из теплых краев слетаются сотни тысяч птиц. Таким обилием пернатых не сможет похвастать ни один тропический остров. Здесь они гнездятся, терпеливо насиживают яйца, кормят, выхаживают, пестуют своих птенцов, чтобы осенью бесчисленными семьями, соединенными в стаи, улететь на юг, за тысячи верст. Какая неведомая сила заставляет крылатые существа пускаться в дальний, полный лишений и опасностей путь на затерянный среди нетающих арктических льдов остров, кормиться скудной пищей, днем и ночью дрожать от холода? Уж не сама ли мудрая мать Природа подвергает их этому суровому испытанию, даруя жизнь только самым сильным, выносливым и сообразительным?…
В воздухе беспрерывно порхали бело-серые пуночки – полярные воробьи, лапландские подорожники, кулички-тулесы, чернозобики. Трели, писк, щебетанье, гортанные крики – все слилось в неумолкаемый ни на секунду гомон, который, однако, не надоедал, а, напротив, ласкал ухо. Изредка пуночки садились на спину идущей медведицы, зарывались в густой шерсти и там, в тепле, дремали. Когда на открытой воде Кривошейка замечала стайки гаг, она охотилась. Неслышно погружалась в воду, оставив на поверхности лишь нос да глаза, медленно, без единого всплеска плыла к птицам. Метров за двадцать до живой добычи она так же бесшумно, без всплеска ныряла. Голова ее с открытыми глазами была устремлена вверх. Там, за слоем воды, покачивались зыбкие темные комки с движущимися красными перепончатыми лапками. С дельфиньим проворством и быстротою медведица выныривала под стаей, хватала лапами и зубами зазевавшихся, не успевших взлететь птиц, потом плыла с добычей к берегу и на косе неспешно лакомилась нежным мясом и потрохами.
Однажды, обогнув небольшую сопку на мшистой поляне, медведица увидела канадских журавлей с кирпично-красными клювами и ногами. Священные у северных народностей птицы танцевали. Они стояли по кругу, отступали, кланялись и, выбросив, как для взлета, крылья, перебирали длинными стройными ногами, изгибали тонкие шеи, затем соединялись в белоснежный айсберг и расходились вновь. Любое движение было полно отточенной грации, изящества. Танцуя, птицы переговаривались на своем гортанно-картавом языке.
