Неужели сейчас он получит подтверждение своим невеселым мыслям? Ему всегда хотелось верить, что Рейчел не унаследовала жадность своей матери...
– Входи. Не стой в дверях.
Рейчел вошла, но держалась настороженно, как лань, напуганная близостью охотника.
– Я не хотела мешать.
– Если бы я намеревался побыть один, то закрыл бы дверь.
– Конечно. – Рейчел глубоко вздохнула, избегая смотреть ему в глаза. Ее ладони были сжаты в кулаки. – У тебя найдется свободная минутка? Мне нужно кое-что обсудить с тобой.
Себастьян указал кивком на стулья, обтянутые красной кожей, на которых они сидели с матерью во время прочтения завещания.
– Присаживайся. Я знаю, о чем ты хочешь поговорить, и уверен, что мы с тобой придем к дружескому согласию.
Рейчел приняла новость, что ей практически ничего не досталось, с каким-то странным спокойствием. Любой отпрыск расчетливой Андреа надеялся бы на большое наследство после смерти отчима. Рейчел наверняка очень разочарована.
Матиас оставил Рейчел небольшую коллекцию книг по греческой культуре в память о тех вечерах, которые он провел, обсуждая с падчерицей историю своей страны Даже если бы она продала их, то получила бы несколько тысяч долларов.
Себастьян не видел причин отказать Рейчел в содержании, если она обязуется не общаться с пронырливыми журналистами по поводу брака Андреа и его дяди. У него не было ни малейшего желания читать гадкие истории в желтой прессе, написанные со слов дочери Андреа Дамакис.
Рейчел скользнула на стул; на фоне высокой резной спинки она казалась ребенком. Нет, скорее, была похожа на волшебную фею. У детей нет таких совершенных линий, воспоминания о которых преследовали Себастьяна по ночам и разжигали его желания. Эти желания одолевали его особенно тогда, когда он видел ее плавающей в закрытом купальнике, подчеркивающем ее женственную фигуру, в бассейне дяди.
Девушка была настолько открытой, простой и правильной, насколько ее мать была жеманной и порочной.
Неужели это только видимость?
– Мне не стоит удивляться, что ты ожидал моего прихода. – Улыбка тронула уголки ее губ. – Ты всегда умел замечать то, что другие предпочитали не видеть.
– Да уж, я был гораздо прозорливее моего дяди, ослепленного твоей матерью.
Лицо Рейчел застыло, и улыбка стала пропадать с ее губ так же быстро, как исчезает туман в лучах теплого солнца.
– Не сомневаюсь.
– Я полагаю, ты намерена обсудить это со мной? – спросил Себастьян, а про себя добавил:
«Поговорить о том, что Матиас Дамакис перед трагической кончиной наконец поумнел и ничего не оставил своей жадной, бесчестной жене».
