В те времена Дарий был поразительно красивым юношей с длинными волосами до плеч и сильным, мускулистым телом, формы которого не скрывала даже свободная полотняная одежда. В него неизменно влюблялись молодые женщины, а иногда и мужчины. У него было интересное выразительное лицо. Губы становились особенно привлекательными, когда Дарий изгибал их в сардонической ухмылке. Глаза его почти никогда не вспыхивали от раздражения – в случаях, когда любой человек пришел бы в неистовство, он лишь ухмылялся, но мы понимали, что это ничего не значит. Отличительной чертой, присущей любому Мастеру, считалась его абсолютная непроницаемость.
Истекающие потом и заляпанные грязью, мы, обессиленные, остановились, едва переводя дух, в нескольких футах от Дария. Он ласково произнес:
– А вот и вы, милые мои соучастники преступления. – И он прикоснулся к плечу Нефар кончиком пальца, отчего ее швырнуло к нам. – Ну, господа, что скажете в свое оправдание?
Акан поймал девочку, прижал к себе и, задыхаясь, спросил:
– С тобой все в порядке?
Она кивнула, глотая слезы и стараясь больше не плакать.
– Он обрушился. Он просто… не знаю, что случилось, его просто… там не стало. Я не упала, он почему-то…
– Обрушился, да, да, – произнес Дарий скучающим тоном, отмахиваясь от нее рукой.– Как ты повторила уже раз десять. Ваша магия – скверная поделка с изъяном. Мост, разумеется, не выдержал бы. – И его глаза вспыхнули не таким приятным блеском, как за минуту до этого. – То же самое произошло в первый раз, когда вы пытались летать. К счастью, последствия той ошибки оказались менее серьезными. Два-три потерянных пера едва ли можно сравнить с разбившейся девушкой, верно?
Я взглянул на Акана. Акан посмотрел на Нефар. Я первым обрел дар речи.
– Какой же изъян ты обнаружил в нашей магии? – дерзко спросил я. – Что мы делали неправильно?
На мгновение над пустыней повисла тишина. Дарий не двигался. В сгущающихся под скалой сиреневых сумерках о его присутствии напоминали лишь белое одеяние да тяжелый блеск глаз. Я чувствовал, что эти глаза пронзают меня, пригвождают к месту. В горле у меня пересохло, и я знал, что не заговорю снова, даже если бы от этого зависела моя жизнь и жизнь моих друзей.
Он расхохотался. То был искренний, беззаботный смех молодого человека, эхом прозвучавший в ущелье и рассыпавшийся по пескам подобно музыке. Я почувствовал облегчение. Но тут, столь же внезапно, как начался, смех оборвался. С грацией шакала Дарий отпрыгнул от скалы и приземлился передо мной с протянутыми руками. Я постарался не отпрянуть и не показать своего изумления. На кончиках пальцев у него плясало живое пламя.