Словно в ответ на это моление чей-то сильный, приятный голос раздался за дверьми каморки, зачиная обычную молитву, произносимую монахами при входе куда-нибудь:
– Господи Иисусе Христе…
– Сыне Божий, помилуй нас! Аминь! – торопливо закончил Минин, узнав знакомый голос. – Милости прошу, брат Вонифатий! Гостёк тут есть… так он не помешает: сам – англичин и добрый человек!..
Хозяин обменялся поклоном с вошедшим иноком, который учтиво отдал поклон и англичанину.
Это был светловолосый, уже немолодой человек лет сорока пяти. Его открытое лицо, суровая складка между бровей и особенно горделивая постать, вся повадка и выправка напоминали не смиренного инока, а скорее – военного человека, да еще не рядового воина, а витязя, привычного повелевать и видеть вокруг общее повиновение. Весь иноческий наряд, костыль, сума через плечо, как обычно у монахов, идущих за сборами, – вовсе не вязались с полными внутреннего достоинства приемами монаха, с его быстрым, упорным взглядом, каким он, забыв порой смирение, приличное его сану, окидывал собеседника.
Инок занял место на лавке, указанное ему хозяином, а Вольслей поднялся.
– Я собираль домой… Гуд-бай, казаин!.. Козимо Миньин, йэс! Я верна кавариль! Твой сам панимай: ест многа дель для мой… Я – маркт пляхой… Тавар – прадаваль мала!.. И рубель-рубель нада собирайть от ваш купси… Ти как шиталь, мистер Козимо?.. Я прошлин и сбор фор мэгедзин… как многа нада вам ешо платиль?.. Ту рубель энд тшетиретэн пени?.. Йэс?.. – мешая русские слова с своей родной речью, спросил англичанин.
– Так, друг мой любезный… Ошшо не донесено… – заглядывая в тетрадь, сказал Минин. – Следует с тебя… два рублика… четырдесять денег… да, слышь, две чети… Тут – мало! – взяв деньги, отсчитанные и поданные ему Джоном, заметил Кузьма. – Али уж свои за тебя додать?.. Казна – чужая, не моя, градская. Тута за все надоть чох в чох!..
Взяв еще медяк, поданный англичанином, он продолжал:
– Купеечку нашел… Добро. Подожди, сдам полкупейки сдачи, как надобно… Во, получай, в расчете мы теперя. А вот тебе и квиток. Тамо покажи, в избе земской, получишь ярлык на выезд. Ну, будь здоров! Хозяюшке твоей поклон. Хоша ее и не видал, заглазно знаю мистрессу твою… Судя по мужу, чаю – хороша и разумом взяла! Ты – башковитый и душевный парень! Прости! Счастливый путь!
Поцеловавшись по русскому обычаю и проводив гостя до сеней, Минин вернулся к иноку, который тоже обменялся поклоном с Вольслеем.
