– Не в пору слово молвить, – и пути тому не быть! Ты прав, седой бирюк! – согласился Кропоткин. – Да, слышь, дело выйти может… Одуматься решила ноне Русь! Сбирается, растет ополченье рязанское. Прокофий Петрович Ляпунов, главный воевода ихний, в узде держать полки умеет. Сто тысяч, бают, скоро соберется, как вести идут от разных городов и мест… Земля зашевелилась!.. Кого ни спроси, у всех одна-единая дума: прогнать бы лиходеев, врагов набеглых!.. Да государя отыскать потом, штобы земля не сиротела боле, как до сих пор!..
– Во, во! – живо отозвался тот же степенный нижегородец, который и раньше говорил. – У нас Куземка Минин, говядарь богатый, – про то лишь толкует. От Гермогена от самого, от патриарха грамоты к ему были потайные… помимо бояр да ляхов. Он одно долбит: «Время-де сбирать рать земскую, два ста алибо три ста тыщ народу. Вон недругов! Да Господа молить почнем: послал бы нам хорошего царя… Да своего, не чужеземца… Да кроткого, штоб землю пожалел, штобы окрепла Русь апосля лихолетья… Да штобы…
– Чтобы мед с неба пролился… Штобы галушки в рот валилися с сосны али с березы! – насмешливо подхватил Порошин. – Э-эх! Што и толковать! Как было, видели; што Бог пошлет еще – увидим!.. Ну, а тебе спасибо, господин, што серостью не погнушался нашей! – отвесил есаул поклон Кропоткину. – Открыл глаза помалости, потолковал по чести, по душе!.. Бог весть, што ждет еще нас впереди? А ежели случаем доведется, – за слово твое доброе – везде я твой слуга. Федька Порошин я, есаул донской!
– Князей Кропоткиных, Петра не забывай, коль што случится! – с поклоном назвал себя Кропоткин.
– Князей! Ишь ты! – с новым низким поклоном повторил Порошин. – Челом те бью еще раз! Не позабуду нашей беседы… Ну, братцы, солнце высоко. Нам пора. Гайда и на коней! – крикнул он своим.
– И то! Счастливо, братцы, оставаться! – крикнул Дзюба москвичам, уводя за собою донцов.
– Счастливый путь и вам… Мир вам… до первой драки! – отвечали весело москвичи, провожая взглядами донцов.
А те уже сели на своих приземистых, горбоносых, выносливых маштачков и потянулись гуськом прочь по Смоленской дороге.
– А нуте, песню, братцы! Да повеселее! – послышался голос Тучи. И сейчас же он сам лихо затянул:
Гей, дуб-дуба-дуба-дуба!..
Дивчина моя люба!
Набрехала на мене,
Шо я лазыв до тебе!
Подхватили донцы, и быстрее зарысили их кони, словно подбодренные раздольной, залихватской песенкой…
– Веселый, слышь, народ! – проговорил кто-то из толпы.
