– Лобанчики звенят… Ну их, брат, ты мне и не давай!.. Хе-хе!.. Не хватит сдачи, не то што у меня, а целый торг хоша обери!.. Не те года у нас!.. Полтина! – взяв поданную монету, продолжал он. – Энто ладно. Полтину разобью, в карманах понашарю. А ты богатенькой! – с поклоном подавая сдачу, еще любезнее начал Озеров. – Не из царской ли дружины из былой, что с тютюном – лобанчики мешаешь?.. Аль при верховных при боярах… Али… Ась?..
– Як то знаты, чого не знаешь!.. Може, шо я и царский… Та лих, царя якого! Отгадай, коли такой цикавый… Не один стал царь теперь у нас в земле. Як думаешь, стрелец-приятель?.. Як гадаешь?
– А што мне и гадать… Мое дело – продать. Кому ты присягал – тот твой и царь. А я ни поп либо пономарь, штобы пытать у лыцаря: «Ты како веруешь?..»
– У-у!.. Башка ты, хоть и москвич! Не Головин ли…
– От Красных мы озер… Так – Озеровы нас так и прозвали. А… слышь-ко, сват… Есть у меня товарец про твою честь… отменный, нерядовый!.. Гляжу я, погляжу: ты сам-от – лыцарь ба-альшой руки!.. Хоша и не в уборе… Да, ведомое дело: теперя и дворяне, князья-бояре, сами попростей одемшись, на выход выйти норовят… штоб грех какой в пути не приключился… Грабителей тьма развелась! Свои – своих, чужих – чужие душат!.. Да обирают среди бела дня… Особливо коли в мошне погуще у неоглядного господчика… у зеваки!.. Не про тебя я. Вижу, маху сам не дашь, коли бы што приключилось… Ась?..
Озеров громко рассмеялся, хлопнув по плечу казака.
– Ну, ладно. Зубы у меня не болят. Не заговаривай… Товар какой особый есть?.. Скажи аль покажи… Я погляжу.
– Пищаль, мой братец! – озираясь, понижая голос, таинственно заговорил стрелец. – Да, не простая… из царских кладовых, из оружейных!.. Уж как она ко мне попала, – мне знать про то да Богу!.. А тебе ею владеть… Стань так… спиною туды, штобы люду прохожему не было приметно… Я покажу…
Из-под прилавка он достал пищаль, завернутую в рядно. Быстро развернув его, он показал казаку, не давая в руки, чудесную восточную пищаль с раструбом на конце. Ствол витого железа, ложе и длинный, узкий приклад, украшенные богатой инкрустацией, подтверждали слова стрельца, что пищаль не простая, «царская».
– Ась, какова?.. – блеснув на солнце дулом и перламутром насечек, золотыми разводами на прикладе, спросил Озеров и быстро опустил пищаль в уровень стойки, чтобы не привлечь к ней внимания проходящих.
Огнем сверкнули глаза казака при виде редкой, дорогой пищали, которую он оценил мгновенно. Но лицо у него осталось спокойно, ничто не дрогнуло в нем, только губы сжались еще плотнее под черными, нависшими усами.
