Машина ожила и покатила к далекой изгороди.
– Руль на себя, полегче.
И вот они уже в воздухе и быстро уходят от земли.
– Спокойней, – сказал Барни. – Не прилипай к приборам. С ней нужно обращаться как с... – он смолк. Хотел сравнить машину с женщиной, но вовремя сообразил, что такое сравнение неуместно. – Обращайся с ней как с лошадью. Полегче. – И тут же почувствовал, как ослабла хватка Дэвида на руле. – Вот так, Дэвид.
Он искоса взглянул на мальчика и вдруг почувствовал разочарование. Чутье подсказывало ему, что перед ним птица, один из тех редких представителей рода человеческого, для кого голубое небо – естественная среда. Но в первые мгновения полета на лице мальчика застыло выражение ужаса. Губы и ноздри обвело мраморно-белыми полосками, в темно-синих глазах показались тени, словно акулы под поверхностью летнего моря.
– Левое крыло вверх! – рявкнул он разочарованно, надеясь вывести мальчика из шока. Крыло тут же поднялось и застыло, никакая правка не требовалась. – Выровняй машину. – Его руки лежали на приборной панели, но вмешательство было ни к чему. – Закрой дроссель. – Правая рука мальчика безошибочно нашла дроссель. Барни снова посмотрел на него. Выражение лица Дэвида не изменилось, и Барни неожиданно понял, что это не ужас, а экстаз.
"Он птица", – удовлетворенно подумал Барни, и пока они выполняли обычный полет с разным набором высот и поворотов, он вспоминал, как тридцать лет назад другого мальчика в старом желтом «тигровом мотыльке» охватил такой же восторг.
Они обогнули голубые горы в белых снежных шапках и полетели по ветру.
– Ветер как море, Дэвид. На большой высоте он может мешать, а может и облегчить полет. Следи за ним. – Дэвид кивнул. Получая первые уроки летной науки, он наслаждался каждым мгновением полета.
Они повернули на север над мрачными голыми землями, розоватыми и коричнево-дымчатыми, лишенными своих богатых золотистых одежд – пшеницы.
– Теперь колесо и руль одновременно, Дэвид, – сказал Барни. – Попробуем резкий поворот. – Крыло пошло вниз, и горизонт перед носом самолета повернулся.
Прямо впереди морские волны разбивались о длинные полосы желтовато-белого прибрежного песка. Атлантический океан, холодно-зеленый, зыбился под ветром, украшенный белыми пятнами пены.
Снова на юг, вдоль береговой линии, откуда на них, прикрывая глаза руками, смотрели меленькие фигурки, на юг, к большой плоской горе, которая обозначала границу суши: под таким углом ее очертания казались незнакомыми. В заливе было множество кораблей, а под крутыми склонами горы теснились здания, в их окнах отражалось зимнее солнце.
