"Громила хренов", – подумал он. Парочка сблизила головы и заговорила шепотом, а Дэвид отвернулся; их близость обострила его собственное одиночество.
Начался парад тореадоров; блестки на их плащах и шитье на костюмах сверкали, словно чешуйки огромного ящера. Грянул оркестр, и на песок бросили ключи от бычьих загонов. Тореадоры расстелили плащи на барьере перед своими поклонниками и удалились.
В наступившей паузе Дэвид снова взглянул на пару. Он вздрогнул, заметив, что они оба смотрят на него и девушка при этом что-то говорит. Она склонилась на плечо своего спутника, ее губы почти касались его уха, и Дэвид почувствовал, как внутри у него все сжимается под взглядом этих медово-золотых глаз. Мгновение они смотрели друг на друга, потом девушка вздрогнула и виновато отвела взгляд – но ее спутник продолжал открыто смотреть на Дэвида, чуть улыбаясь, и на сей раз взгляд отвел Дэвид.
Внизу на арену выскочил, высоко подняв голову, бык и забуксовал по песку.
Прекрасный, черный, блестящий, мышцы на шее и плечах вздувались, когда он поводил головой из стороны в сторону, и толпа взревела; бык повернулся и галопом понесся по арене за убегающим розовым пятном. Его провели по кругу, передавая от плаща к плащу, показывая его скорость и ловкость, совершенные серпы рогов с кремовыми кончиками. Потом привели лошадь.
Ее появление приветствовали трубы, и пели они насмешливо, славя храбрость изъезженной клячи с тощей шеей и вздрагивающей шкурой, с одним завязанным слезящимся глазом – завязанным, чтобы она не видела ужаса, с которым ей предстояло встретиться.
Лошадь развинченно шла по арене, слишком тощая, чтобы нести вооруженного пикадора; ее поставили перед быком – и тут всякая красота кончилась.
Бык, наклонив голову, ринулся к ней, отбросил клячу к барьеру, а всадник наклонился над гладкой черной спиной и вогнал в нее пику, разорвав плоть, налегая на древко всей тяжестью, пока кровь, черная, как необработанная нефть, не потекла по гладкому боку и по ноге быка не полилась на песок.
Взбешенный болью, бык рвал и бодал защитные подушки, закрывавшие бока клячи; они разошлись с легкостью театрального занавеса, и бык добрался до тощей плоти лошади, пронзая ее своими страшными рогами; лошадь закричала: он распорол ей брюхо и оттуда на песок вывалились пурпурно-розовые внутренности.
У Дэвида от ужаса пересохло но рту, а толпа вокруг ревела, взбудораженная видом крови. Лошадь рухнула в водовороте песка и собственных внутренностей.
