Тот что-то глухо пробормотал и снова замолк.
– Да из него и обухом не выбьешь слова! – послышалось чье-то замечание.
– Промычал, да и на попятную. Так нет же, я выпытаю у тебя сознание. Вот как отпорю нагайкой, скажешься, нехотя весь рассыплешься в словах! – сердито закричал Иван, доставая нагайку, притороченную к седлу, и только хотел привести в исполнение свою угрозу, как кто-то из толпы закричал:
– Глянь-ка, братцы, назад. Видите, кто-то сидит на берегу, словно прирос к нему. Наши все здесь налицо, сорок пять человек, Чурчила, да Дмитрий, да Иван, никто из наших не отлучался с места, а этот, наверно, вынырнул из воды, окаянный.
– Ну, что же… Разом – к нему, хоть будь он нечистый: двух смертей не бывать, одной не миновать, мы же не нехристи, все с крестами.
Дружинники закричали и побежали толпой к сидящему на довольно далеком расстоянии от них.
При пленном остались Чурчила, Дмитрий, Иван и несколько дружинников.
– Это, кажется, наш русский. Эй, земляк, кто ты?.. Оглянись! – кричали ему взад дружинники, не решаясь подойти к нему поближе.
Незнакомец молчал.
– Друг ты наш или враг, отвечай?
– Постойте-ка, братцы, попробуем мы, возьмет ли наш гостинец! – сказал один из дружинников и начал натягивать тетиву у лука, и когда стрела, нацеленная в сидящего, готова была полететь в цель, незнакомец, как бы придя в себя, нетерпеливо крикнул зычным голосом:
– Чего вы хотите от меня, разбойники придорожные? Я в чужой земле, без защиты.
– Так и есть, что наш! Но что он тут делает?.. Рыб, что ли, скликает?.. Видно, знает, как их звать по именам.
Тут таинственный незнакомец обернулся и глаза его дикой злобой сверкнули из-под черных нависших бровей.
Дружинники отступили в изумлении.
На камне, вросшем наполовину в землю и покрытом диким мхом, под огромным вязом, от которого отлетали последние поблекшие листья, сидел смуглый широкоплечий мужчина с нахлобученной на самые глаза черной шапкой и раскачивался в разные стороны. Его стекловидные, зеленоватые глаза угрюмо следили за катавшимися у ног его волнами, озаренными последними лучами заходящего солнца. Одна тень сгорбленная, длинная, далеко откинувшаяся на берег, могла спугнуть дерзких любопытных, пожелавших бы рассмотреть мрачную физиономию неизвестного путника, для которой природа, видимо, была злой мачехой.
Неизвестный не мог не слышать шума шагов приближавшейся к нему толпы, но он не обратил на это никакого внимания и, не оглядываясь и не трогаясь с места, продолжал медленно раскачиваться из стороны в сторону, и при этом движении на его боку раскачивался широкий нож с черенком из рыбьего зуба.
