Лачуга должника | страница 61
Во всяком случае, не по наследственной линии. Моя мать, Агриппина Васильевна Догова-Данникова - ветеринар-невропатолог. Мой отец, Архип Викторович Данников, вошел в историю как биотехнолог сапожного дела. "Вечные сапоги Данникова" (в просторечии - "вечсапданы") известны не только на Земле, но и на других планетах, где разумные существа передвигаются при помощи своих конечностей. Шестиногие аборигены планеты Феникс, поверхность которой отличается острозернистой каменистой структурой и обилием пресмыкающихся, воздвигли в честь моего отца "Пилон благодарности". Некоторые земные франты и франтихи к вечсапданам относятся пренебрежительно, но большинство землян носит их охотно. Вечсапданы изготовляют из активной биомассы, имеющей способность самоочищаться, самовосстанавливаться и саморазвиваться за счет окружающей среды и тепловой энергии, выделяемой человеком при ходьбе. Они увеличиваются синхронно с ростом ног своего владельца. Практически одна пара вечсапданов может служить человеку с его отроческих лет и до глубокой старости.
Если взглянуть на остальную мою родню, то и там воистов нет. Тетка по материнской линии, Забава Васильевна Струнникова,- учительница музыки; дядя, Глеб Васильевич Путейцев,- инженер. О дяде по отцу, Фоме Викторовиче Благовоньеве, позже я расскажу подробнее, пока же сообщу, что и он не воист. Он талантливый композитор парфюмерной промышленности и теоретик ароматологии. Его перу принадлежит солидный, но малоизвестный труд "Запахи в судьбе великих людей прошлого". В дни моего детства и юности дядя Дух (так прозвала дядю моя сестрица Глафира - за его пристрастие к духам и всяческим ароматам) постоянно обитал в нашей квартире на Лахтинской набережной, ибо был одинок; жена покинула дядю из-за его чудачеств. Он неоднократно проводил с моей сестрой и со мной просветительные беседы о запахах, надеясь, что мы пойдем по его стопам. Но сестру интересовало швейное дело, меня же тянуло ко всему морскому.
Когда мне исполнилось десять лет, я вступил в яхт-клуб на Петровской косе и там научился ходить под парусами. Позже я овладел навигационным делом уже в океанском масштабе. Однако парусный спорт всегда интересовал меня чисто практически, а как будущего воиста меня с детства влекли к себе корабли послепарусной эпохи. Еще в ранние свои школьные годы я стал частым посетителем Военно-морского музея. Там я запоминал внешний вид моделей броненосцев и дредноутов, а затем, в помещении школьного кружка моделистов, воспроизводил корабли в материале, причем старался делать это с большой точностью. Не из хвастовства, а для внесения ясности сообщаю, что память у меня-11,8 по 12-балльной шкале Гроттера-Усачевой и что, взглянув на пульсационный стенд Любченко, я могу затем нарисовать, повторяя все цвета и оттенки, сорок девять геометрических фигур из пятидесяти. Эти параметры памяти даже несколько выше тех, которые необходимы (разумеется, при наличии всех прочих требуемых данных) для поступления на Во-ист-фак.