Ответить на этот вопрос трудно. Я думаю, что дело здесь не только в каких-то относительных противопоказаниях, которыми, как полагает Ш. И. Удерман, можно объяснить нерешительность Спасского, а в обычной человеческой растерянности при виде мучений близкого человека.
Недаром многовековой опыт медицины не рекомендует врачам браться за самостоятельное лечение родственников и друзей.
А о том, что Александр Сергеевич был Спасскому дорог до чрезвычайности, свидетельствует тот факт, что в первые дни после этих событий он потерял способность воспринимать жалобы пациентов, не понимая, как они могут говорить о своих болезнях, когда умер Пушкин.
Арендт приехал вскоре. Он снова обследовал Пушкина и, выявив картину начинающегося перитонита, назначил, как полагалось в таких случаях, "промывательное", а для утоления боли – опий.
Это была мучительная процедура для человека, имеющего значительные повреждения костей таза, которых врачи и не предполагали.
"…Боль в животе возросла до высочайшей степени, – записал И. Т. Спасский. – Это была настоящая пытка. Физиономия Пушкина изменилась: взор его сделался дик, казалось, глаза готовы были выскочить из своих орбит, чело покрылось холодным потом, руки похолодели, пульса как не бывало. (Пригодное для учебников описание картины болевого шока. – Б. Ш.) Больной испытывал ужасную муку. Но и тут необыкновенная твердость его души раскрылась в полной мере. Готовый вскрикнуть, он только стонал, боясь, как он говорил, чтобы жена не услышала, чтобы ее не испугать…"
Между тем опий, назначенный Н. Ф. Арендтом, начинал уже оказывать действие, и больной постепенно успокоился..
Понимая, что второго такого приступа он не переживет, Александр Сергеевич потребовал к себе жену и детей. Он спешил, как выразился Жуковский, "сделать свой последний земной расчет".
Малыши еще спали, и их в одеялах, повинуясь его воле, приносили к нему полусонных. Он молча благословлял детей и движением руки отсылал от себя.
Затем Пушкин пожелал проститься с друзьями.
"Я подошел, взял его похолодевшую, протянутую ко мне руку, поцеловал ее, – вспоминал Жуковский в своем знаменитом письме к отцу поэта. – Сказать ему я ничего не мог, он махнул рукой, я отошел…"
Так же Александр Сергеевич простился с Вяземским и Виельгорским.
Пушкин захотел видеть своего верного друга Е. А. Карамзину – вдову историографа. Екатерина Андреевна была умна, добросердечна и участлива, и он нередко обращался к ней в трудные моменты своей жизни.
