Другая давно бы впала в забытье от всех микстур, принятых Анной. Но императрица, могучая телом, только почувствовала, что легкая дремота охватывает ее впервые за сорок с лишним часов.
Багровое от натуги лицо ее сразу побледнело. Большие мешки и синие, почти черные круги выявились под закрытыми глазами. А опущенные густые ресницы кидали на это помертвелое лицо еще большую тень, усиливая его сходство с мертвым ликом. Но грудь больной тихо и ровно вздымалась, руки, раскинутые по постели, слегка вздрагивали порою, и Бидлоо, дежуривший эти часы у постели государыни, облегченно вздохнув, шепнул Анне Леопольдовне, которая почти все время проводила вместе с врачами в этой опочивальне:
– Засыпает… Теперь поспит немного… Боли смягчились. Подите и вы отдохните, ваше высочество!..
– Нет… нет!.. Я не устала… Я только выйду в соседний покой… Тут так душно… Я буду там!..
И на цыпочках вышла она из опочивальни.
Рядом, в небольшом покое, сидела Елизавета у пылающего камина и тихо о чем-то беседовала с леди Рондо, женой английского министра-резидента. Герцогиня Бирон дремала тут же, пригретая огнем, уютно пристроясь всей своей тучной фигурой в широком, мягком кресле. Две дежурные дамы, сидя поодаль у окон на мягких скамьях, тоже порой замолкали и, задремав, вскидывались через мгновенье, снова лениво, вяло продолжали прежний, негромкий разговор.
– Легче немного государыне! – кинула Анна Леопольдовна Елизавете вполголоса фразу в ответ на немой, вопросительный взгляд цесаревны. Усталой походкой подошла к дивану, стоящему у стены против окон, поправила брошенные тут расшитые подушки, улеглась, потянулась с наслаждением и через несколько мгновений уже уснула.
Бидлоо, проводив Анну Леопольдовну, тоже почувствовал, что он совсем изможден. Но лечь тут, в опочивальне больной, или подремать даже сидя в кресле – этого нельзя…
Вооружив сухой, горбатый нос огромными очками в круглой золотой оправе, Бидлоо развернул тяжелый фолиант в кожаном переплете, принесенный с собою на бесконечное дежурство, и в десятый раз стал перечитывать мудрую книгу Аверроэса, одного из отцов врачебной науки.
Среди полной тишины четко тикали часы на камине, изредка тонко позвякивая ослабелой пружиной. Трещали дрова, подкладываемые в камин шутом… Дыхание спящей, прерывистое и хриплое, как-то сливалось с окружающей тишиной, оттеняя, но не нарушая ее. Медленно текли минуты. Прошло около часу.
Вдруг рука Анны вздрогнула, императрица попробовала во сне зашевелиться, не смогла, слабо застонав и раскрыв на мгновенье глаза, снова сомкнула их, обеспокоенная слабым светом свечей, защищенных зелеными колпачками; пересохшие губы едва зашевелились, почти беззвучно лепеча что-то.
