– А теперь скажи мне, Артурчик, – совсем сладко проворковала классная, – насколько далеко у вас зашли отношения?
– У кого это «у вас»? – Артур сделал вид, что не понимает.
– У тебя и Голубенко. Можешь рассказать мне всё.
– Никуда отношения у нас не зашли, – Артур поморщился. – Я сегодня полез к ней целоваться, и прошу извинить, что сделал это в стенах школы.
– Артурчик, ты лучше расскажи мне всё. Как это у вас было, где, как часто вы с ней занимаетесь любовью?
– Вы что, Галина Семеновна, совсем меня за ненормального считаете? – Артур поднялся и посмотрел на классную.
Она стояла на стуле и смотрела на него мутными глазами. У Артура внутри, как сегодня утром с отцом, начал закипать холодный гнев. Классная приторно улыбнулась.
– Я ведь и сама могу всё это узнать. Вызову в школу родителей Голубенко и попрошу сводить её к гинекологу. Вызову в школу твою маму, и расскажу ей, чем занимается её сынок и с кем. У неё ведь больное сердце?
– Что ещё? – Артур прищурился, взгляд его стал презрительным.
– Подай мне руку, я слезу со стула.
Артур подал ей руку и, повинуясь какому-то непонятному порыву и своему гневу, сжал руку женщины настолько сильно, что она вскрикнула. Но он не отпустил её руку, а сжал ещё сильнее, всё так же глядя на неё. Неожиданно в её взгляде появилось сначала удивление, а потом смесь восторга и рабского почитания. Дрожащими губами с упоением она прошептала:
– Ты – настоящий господин! Что я могу для тебя сделать?
– Во-первых, не трогать мою мать. Во-вторых, оставить в покое Голубенко и её родителей. В-третьих, посадить нас снова за одну парту. И, в-четвертых, что там у меня за двойка? – его голос стал ледяным, и в нем было сплошное презрение. Артуру на миг даже показалось, что это говорит не он.
– Никакой двойки, – заискивающе улыбаясь, лепетала она, – там пятерка… Я хотела посмотреть на твою реакцию… Я сделаю всё, что ты прикажешь… Садись завтра с кем хочешь, и я никого никуда не буду вызывать…
– Вот так-то, лучше, – он слегка ослабил руку.
– Всё, что захочешь, – она склонилась и поцеловала его руку, а потом, не опираясь на неё, спрыгнула со стула.
Артур разжал ладонь. Классная подошла к столу и достала из ящика его дневник. У неё был вид одуревшей от страсти собаки.
– Гадость! – забирая дневник, сказал Артур и вышел из препараторской.
Первым делом он пошел в туалет и вымыл руки. Ему казалось, что испачкался в грязи. Особенно омерзительным было то, что классная начала ревновать его к Лене. Лена была святым, и пачкать её подобными разговорами было недопустимым.
