Джуд решил, что должен непременно встретиться с этой девушкой, и потому, чтобы организовать собеседование, заплатил из своего кармана за авиабилеты для нее. И однажды вечером она позвонила к нему домой как ни в чем не бывало – в голосе не было даже тени смущения.
– Я здесь, – сообщила она весело, после того как назвала себя. – Я у вас в офисе, но, как понимаю, опоздала. Встретимся сегодня, или сейчас слишком поздно? Я могла бы прийти сразу.
Он пригласил ее прийти «сразу». Судя по ее голосу, она была решительной, храброй и не боялась авторитетов. И Джуд Райкен растерялся. Сам того не желая, он оделся тщательнее, чем обычно, и велел Луизе поставить на стол дополнительный прибор.
От внимания Шейлы, все еще размышлявшей о том, бросила бы она Джордана Бреннера или нет, если бы он не бросил ее, не могло ускользнуть то, что отец заметно оживился. Натали Парнелл показалась ей вполне симпатичной, но, поскольку было уже ясно, что она получит стипендию юридического факультета, Шейле стало лень казаться гостеприимной. Она заметила, что отец ест с меньшим, чем обычно, аппетитом и, кроме того, занят тем, чем вообще почти никогда не занимался. Джуд болтал. Он рассказывал о Чэпл-Хил, об университете и о том, какая прекрасная жизнь ожидает здесь Натали.
Он во всем находил понимание у Натали. у него была яхта, а она обожала бывать на воде, у него был прекрасный удар в теннисе, а она играла в теннисной команде. Он любил шахматы, а она вошла в полуфинал турнира мастеров. Он однажды сумел добиться отмены смертной казни в Верховном Суде, а она читала и перечитывала отчет об этом деле, используя его как материал для курсовой работы.
Беседа струилась как шампанское, которое открывал Джуд. Шейла поняла, что ее отец околдован. Едва ли заклятие окажется долгим, но наблюдать за ним любопытно. Она его видела таким впервые. Хорошо развитое чутье безошибочно вызывало вполне естественную ревность, но она не собиралась противодействовать, по крайней мере пока. Натали никого не обидела, и Шейла даже почувствовала облегчение от того, что отец для разнообразия выбрал кого-то другого объектом своего внимания.
Шейла была необычно молчалива, в то время как Джуд и Натали болтали без умолку. Она понимала, что отец продает Натали нечто более вещественное и полезное, чем юридический факультет. Он продавал себя. И по мере того как продолжался вечер, она все отчетливее сознавала, что в ее присутствии здесь не нуждаются. Впервые в жизни она чувствовала себя не на месте, и, хотя ощущение само по себе было не из приятных, оно допускало некую особую степень свободы. Ей не надо было взвешивать каждое слово. Ей вообще не надо было произносить слов.
