– Мам…
Она обняла меня.
– Поедем со мной, – сказала Стар. – Быстренько кинь в чемодан самое необходимое и скажи этим замечательным людям, что ты едешь ко мне и там все обдумаешь.
– Что? – Я чуть отпрянул, чтобы взглянуть ей в лицо. Она не шутила.
– Места у меня предостаточно. Можешь подработать официантом в «На воле», пока мы не найдем что-нибудь получше.
Фила мама обыграла, а то, что она проделала со мной, с успехом можно было бы назвать «маггингом»[8].
– Послушай, что происходит? Лаура достает меня насчет академического отпуска, ты даже смотреть на меня не хочешь, обе вы ведете себя так, будто я вдруг превратился в человека, который вам очень не по душе… Я не там, где я должен быть, я слишком тощий, я лжец… Ни с того ни с сего – брось все, едем в Кливленд. – Я поднял руки и, совершенно сбитый с толку, помотал головой. – Объясните мне, в чем дело?
– Я хочу защитить тебя, – сказала мать.
Я не удержался и – рассмеялся.
– Мидлмонт намного безопаснее, чем ночной клуб в центре Кливленда.
Тень мысли – объяснения или опровержения – мелькнула на ее лице. Стар явно отбросила ее.
– У меня никогда не было шансов попасть в колледж. Но знаешь что? «На воле» не такое уж плохое место для работы.
Я обидел ее. Хуже – я оскорбил ее.
– Ладно, мам, вообще-то я никогда особо не рвался в Мидлмонт. Просто так получилось.
– Тогда лезь в машину.
– Не могу, – отвечал я на ее тихий и сильный вызов. – У меня правда полно проблем, но я управлюсь сам.
– Угу, – откликнулась она. – Только есть такие проблемы, что ими можно заполнить стадион.
– Например? – спросил я, думая о неприятии, которое только что видел.
– Ты да я, сынок, мы с тобой ничегошеньки не знаем. – Она снова прижала меня к себе, и тепло ее нового пальто окутало меня еще раз, и ее руки и плечи задрожали, когда она поцеловала меня, и я почти решился забраться в старый «линкольн» и уехать с ней. Стар хлопнула меня по затылку дважды, трижды, немного выждала и – еще разок. – Ступай в дом, пока не околел окончательно.
Все оставшиеся дни я занимался почти исключительно учебой.
Гранты не переставая радостно щебетали во время обратного пути до О'Хэйр[9], хотя я был уверен, что Лауре все еще не по себе. Фил восторгался прогрессом моей матери в шахматах всего за год со времени их последнего турнира. Раньше он был в состоянии просчитать ее решения на два-три хода наперед.
– Я видел ее игру лучше, чем она – мою. Я мог застать ее врасплох, тогда как ей, чтобы застать врасплох меня, приходилось рисковать.
