– Три часа, нет, чуть меньше. Я должен еще сменить коня, забрать вещи из замка, попрощаться с Чарлзом и отцом – на случай, если... – Заметив боль в ее глазах, внезапно наполнившихся слезами, он замолчал. – Я вернулся сразу, не медля ни минуты. Но еще до рассвета мне надо быть в Лондоне, чтобы успеть к отплытию корабля.
– Но ведь вы только что приехали! Не может быть, чтобы...
– У нас в запасе всего три часа, Мэри, – напомнил он, касаясь губами тоненькой голубой жилки на ее виске. – Неужели мы потратим их на спор?
– Нет, – прошептала она, подставляя губы и запуская пальцы в золотистые кудри. – Нет, – повторила она, когда он наклонил голову, чтобы завладеть тем, что принадлежало ему сейчас. И всегда будет принадлежать.
Ник вынул плащ из седельной сумки и расстелил его на траве. Они лежали рядом, глядя в вечереющее небо, едва различимое среди ветвей над головами. Он снял мундир, а пальцы Мэри давно отыскали пуговицы рубашки. Она медленно расстегивала их, одну за другой, лаская губами каждый дюйм обнажающейся груди. Наконец ее рот достиг гладкой кожи его живота и полоски светлых волосков, уходящих под пояс панталон.
Его дыхание участилось, но он не стал протестовать, когда губы Мэри добрались до еще не изведанных территорий. Пальцы Ника запутались в водопаде ее темных волос. Измученный сладостью ее губ, он был уже не в состоянии думать, не хотел знать и помнить ни о чем, кроме одного – что рядом с ним Мэри. Нику казалось, что он любил ее всю жизнь, и виной тому была вовсе не нежность ее поцелуев. Любовь проснулась в нем в ту минуту, когда он впервые увидел Мэри.
В то воскресное утро он отправился в церковь только по настоянию отца, недовольного тем, что после возвращения из Испании его сын ни разу не покидал поместья. Ника же стесняли костыли, сочувственные взгляды жителей деревни и расспросы о его подвигах.
Вместе с отцом Ник занял место на их семейной скамье прямо напротив кафедры. Он сидел, не поднимая глаз и борясь с унижением, вызванным непривычной неуклюжестью. Лишь когда отец толкнул его локтем в бок, Ник обвел прихожан взглядом и увидел Мэри.
Сидя в первом ряду, она с благоговейным восторгом слушала проповедь своего отца, не подозревая, что привлекла внимание младшего сына герцога Вейла. Такое с Ником Стэнтоном случилось впервые. Возможно, именно равнодушие Мэри и послужило причиной внезапно вспыхнувшего интереса к девушке.
Затем уже Ник разглядел красоту синих глаз, окаймленных длинными темными ресницами, поразительную чистоту и нежность кожи, блестящие пряди темно-каштановых волос, аккуратно уложенных под скромной воскресной шляпкой. Ник Стэнтон, самый желанный холостяк любого светского сезона, до этого успешно избегавший брачных уз, пал жертвой чар простой деревенской девчонки, дочери викария.
