Они ехали молча; более того, Брэнд весь день упорно отказывался замечать Шарлотту и не уделял ей ни малейшего внимания – так он вел себя со вчерашнего вечера и так же держался сегодня утром за завтраком. Граф лишь время от времени поднимал голову от газеты и говорил, например, следующее: «Передай, пожалуйста, солонку». А во второй половине дня, когда Шарлотта, собираясь нанять экипаж, вышла из дома, Брэнд неожиданно подъехал на двуколке к обочине и остановился. Это очень ее удивило – ведь она полагала, что граф запретит ей ехать на собрание клуба «Четверка лошадей». Но он молча подал ей руку, помог устроиться в экипаже, а затем хлестнул лошадей. Теперь же он сидел, глядя прямо перед собой, словно Шарлотты не было с ним рядом. А она, напротив, слишком остро чувствовала его присутствие. Время от времени она бросала взгляды в его сторону, любуясь его профилем и маленьким шрамом в углу рта – он только усиливал мужскую привлекательность графа.
Вероятно, теперь Брэнду было безразлично, что она подвергала свою жизнь опасности. При этой мысли Шарлотта немного погрустнела. Брэнд ее не простил. Но разве не этого она добивалась? С ее стороны было бы нелогично желать возобновления добродушного обмена остротами. Что ж, она вовсе не сожалела о том, что оскорбила его.
«Твоя слава искусного соблазнителя сильно преувеличена», – кажется, так она сказала.
Черт с ним! Он заслужил этот упрек. Брэнда давно никто не ставил на место, и он чересчур высоко вознесся. В своей самоуверенности он полагал, что способен без труда соблазнить любую женщину, когда только пожелает.
Почему-то ему не приходило в голову, что у нее тоже имеется гордость. Но она не принадлежала к числу его шлюх, готовых по первому требованию задирать перед ним юбки.
Господи, но что с ней сотворило его прикосновение? Его ласки возбудили в ней самые невероятные ощущения. Возбудили страстное желание раздвинуть ноги...
Именно в этот момент Шарлотта почувствовала всю силу его власти над ней. Могучая стена ее моральных устоев в одно мгновение пошатнулась. Если бы у нее не хватило силы воли оттолкнуть его, она непременно покорилась бы этому неисправимому соблазнителю.
Эта мысль ошеломила ее. Увы, Брэнд совершенно не проявлял интереса к браку, то есть к той нормальной жизни, о которой мечтала она. И, конечно же, ей не следовало тешить себя напрасной надеждой, что он может измениться. Она слишком хорошо его знала.
Только по этой причине Шарлотта решилась на ложь, хотя последние пять лет гордилась своей правдивостью. Солгав, она нанесла удар по его мужскому самолюбию из стремления защитить себя.
