Можно идти. Я засыпал песком истлевающий ворох старых обносков и, чувствуя себя заново родившимся, скорым шагом двинулся в сторону селения Беляны.
* * *
Селение стояло на берегу впадающей в океан реки Длины и когда-то считалось процветающим, но, после того как река обмелела, превратившись в неприспособленную для судоходства цепь болот, делать в Белянах стало нечего. Большая часть трудоспособного населения подалась в Базику и портовые города, оставив множество брошенных домов.
Беляны встретили меня тишиной. Местные жители словно вымерли, нигде не видно ни одного человека. Я не спеша шел по середине улицы, и солнце отражалось в моих шикарных рыжих сапогах. Потом слева что-то зашевелилось, и я уразумел, что тюк серого тряпья на лавке в тени дерева на самом деле – старуха. Я приблизился и, широко улыбнувшись, произнес:
– День добрый, мамаша. А где народ?
Старуха сидела, поджав ноги под лавку и чуть покачиваясь. Из-под шерстяного платка торчал крючковатый нос, глаза были тусклыми и бессмысленными, между пальцами сжатой в кулак руки что-то белело. В воздухе вился сизый дымок.
– Мамаша! – позвал я, наклоняясь. – Слышь, что ли?
Она дернулась, подняв руку, будто собираясь ударить меня в подбородок, и я отпрянул, но оказалось, что между пальцами у нее зажата толстая, похожая на сигару самокрутка. Старуха судорожно, со всхлипом, затянулась и выпустила мне в лицо клуб пряного дыма. Ее и без того замутненные глаза подернулись пеленой. Я принюхался. Молотые стебли безумной травы, смешанные с обычным табаком.
– Понял, мамаша! – сказал я и пошел дальше.
Впереди на пригорке показались небольшой храм и что-то оживленно обсуждающая толпа. Я насторожился, но патрулей нигде не заметил. Может быть, какое-нибудь религиозное собрание, решил я и, приблизившись, дернул за рукав ближайшего селянина. Здоровенный детина с копной волос цвета соломы, из которых действительно торчала солома, медленно поворотился.
– День добрый! – негромко произнес я. – Не подскажешь, где живет Хуансло Хит?
Детина помолчал, хмуро разглядывая меня, и спросил:
– А ты кто такой?
– Уиш Салоник, – представился я, широко улыбаясь. – Его, э… родственник. Близкий. Может, он рассказывал обо мне?
Детина оказался не грубияном – просто тугодумом. Когда наконец до него дошло, кто я и о чем говорю, он с воодушевлением принялся трясти мою руку и забасил так, что стоящие рядом начали оглядываться:
– Родственник? Старика Хита, да? Внук видать, да?
