– Можно окружить его стражей и с оружием в город никого не пропускать, – предложил Балдуин.
Раймунд досадливо отмахнулся.
– Только безоружных пускать? А ногти? А зубы? А кулаки? Кому надо, те и без мечей обойдутся – станут побивать друг друга камнями! Нет, мой мальчик, все это пустые бредни. Люди есть люди, они мыслят и действуют по земному, иначе и быть не может. Конечно, в королевстве нашем живут не ангелы, но ведь сам Бог сотворил нас человеками, а не ангелами, и с этим ничего не поделаешь. Мы прогнали неверных, мы блюдем Гроб Господень, чтобы паломники могли спокойно молиться в Святой земле: разве мало в этом заслуги и чести? Наше дело – сохранить то, что мы имеем…
– Этого мало, – стоял на своем король.
Глава 5
СОВЕТ БАРОНОВ ИЕРУСАЛИМСКОГО КОРОЛЕВСТВА
Недавно вернувшийся из плена рыцарь Ренальд де Шатильон склонился перед королем, входившим в залу совета:
– Государь, – начал он, – в недобрый час выпадает мне честь явиться к вам, но судьбе не прикажешь…
Король издали сделал жест, изображавший предписанное этикетом объятие, и с любопытством оглядел говорившего, которого знал только понаслышке. Вид знаменитого барона разочаровал его: ни ростом, ни заметной силой де Шатильон не отличался и ничего не сохранил от удалой красы, прельстившей некогда легкомысленную антиохийскую княгиню. Кряжистый, широкоплечий; красноватое лицо испещрено синими прожилками; когда говорит, поседелые взъерошенные усы щетинятся, как у кота. В отличие от других рыцарей, блистающих роскошными нарядами, одет с вызывающей простотой – в кожаную солдатскую куртку, к тому же сильно потертую.
– Да хранит Господь Святую землю! – приветствовал собравшихся король, усаживаясь на возвышении.
– Да хранит Господь Святую землю! – хором ответили рыцари, вставая и тут же опускаясь на свои места под шелест пышных одежд и стук мечей.
Собрание было как никогда многочисленным, ибо выбор нового претендента на трон живо затрагивал каждого. Отсутствовал лишь великий магистр госпитальеров, сказавшийся больным. Зато не поленились приехать Боэмунд III, князь Антиохийский, и седой коннетабль Онуфрий де Торон, дед молоденького рыцаря, на королевском пиру не отрывавшего влюбленных глаз от принцессы Изабеллы. Кроме местных рыцарей, совет почтили своим присутствием гости из-за моря. Среди них выделялся принц Филипп, прибывший из Фландрии, внук всем памятного Роберта Крестоносца, совершенно, впрочем, на деда не похожий. Князь Триполи, в беседе с королем обозвавший принца пустозвоном, нисколько не преувеличил: Филипп был суетен, завистлив, подозрителен и ленив. Обуреваемый непомерным честолюбием, жаждал только первых ролей, которых играть не умел. В Иерусалим он заявился несколько недель назад в сопровождении множества вымуштрованных молодцеватых ратников, коими всегда славилась Фландрия. Их бравый вид пробудил в короле надежду на военный союз с родичем. Как раз представлялся случай с помощью греческого флота потеснить Египет – Балдуин IV, памятуя о неосуществленном отцовском плане, намеревался атаковать Саладина с тыла. Но Филипп уклонился от участия в замышленном походе, объявив, что в Святой земле он будет заниматься сугубо благочестивыми делами. Однако и совершив паломничество к Святому Гробу, принц с отъездом на родину не спешил, и содержание его воинства было немалым бременем для пустой королевской казны.
