Священник рассмеялся:
– Жаль, что вы не знаете букв. Но вы не один такой. Стражник у заставы тоже не умеет читать.
Смех его был таким же ясным, как взгляд; лицо так и искрилось весельем.
– Понимаете, – продолжал он, – вы могли бы выйти из города без всякого сопровождения, представив любой клочок бумаги. Я показал ему письмо одного из наших братьев, а вовсе не пропускной лист.
Тут и Гийон рассмеялся.
– Но ведь это ложь, отец мой, – помолчав, сказал он. – А вы как-никак священник.
– Можно иногда и позабавиться. Не для того создатель послал нас на землю, чтобы мы всю жизнь только плакали. Он хочет, чтоб мы жили в радости. А на свете и так много горя. Поэтому, если ложь пустяковая, – поверьте, за нее отвечать не придется.
Он умолк. Дорога мало-помалу пошла в гору, а главное, становилась все уже, зажатая между зарослями кустарника, с одной стороны, и лесом. Ветер время от времени кидал в путников пригоршни холодных капель, колючих, как песок. Они ускорили шаг и обогнали кобылу, чтоб идти посередине дороги, где ноги не так вязли.
– Неужели вы бы предпочли, чтобы кто-нибудь из стражи провожал нас до бараков?
– Нет, – ответил возница. – Но что, ежели бы тот, который приходил за мной, сказал советнику: мол, врет Гийон все, не хотел он идти к больным?
– Конечно, тот субъект не очень умен, это сразу видно. Но все же в нем есть проблески разума. И я почувствовал, что ему вовсе неохота лезть с нами наверх. Слишком он боится заразы.
Судорожный порыв ветра с дождем заставил их пригнуть голову. Иезуит взялся рукой за шляпу. В молчании дошли они до поворота, где было не так ветрено. Оба выпрямились, и священник, взглянув на Гийона, сказал:
– Момент был удобный.
– Удобный?
– Да, когда я шел, опустив голову. Достаточно было ударить рукояткой кнута пониже затылка.
Возница почувствовал, как у него вспыхнуло лицо. Он хотел возмутиться, но сумел лишь пробормотать:
– Ах, святой отец… Что же вы…
– Остановимся на минутку. Лошади нужно передохнуть, да и мне тоже.
Гийон остановил упряжку и пустил кобылу пощипать кустарник. А отец Буасси вошел под прикрытие ближайших деревьев и сел на пенек. Шум ветра в верхних ветвях, шуршанье редких капель по ржавым листьям, еще висевшим на буках и дубах, создавали впечатление, будто рядом течет река. Гийон опустился на толстое корневище напротив иезуита – тот молча, внимательно глядел на него. Возница чувствовал, как этот взгляд пронизывает его насквозь, и все же не в силах был отвернуться.
