– Почему же?
– Потому что, если вы предоставите ей свободу рук, не пройдет и полгода, как ваш бывший друг возомнит себя Рамзесом II. Как странно, что вы оказались на одном корабле!
– Простое совпадение, к тому же я сел на пароход раньше, чем это сделал он во время остановки в Плимуте.
– Я знаю: прекрасная Алиса, ее тридцать чемоданов и новая собачонка поднялись на борт вместе с нами. Будем надеяться, что бедняга сумеет вернуться на землю, пока не станет слишком поздно. Надеюсь, вы поможете ему в этом?
– Разумеется, нет! – отчеканил Морозини, вставая. – Я еду в Нью-Йорк по делу. Завершив его, я вернусь в Европу первым же пароходом.
– Если вы давно не бывали в Америке, это очень жаль. Позвольте нам, мне и моей жене, показать вам, какой она может быть обольстительной!
– Спасибо за предложение! Мы еще поговорим об этом... А теперь, с вашего разрешения, я вас покину: мне действительно очень хочется спать!
– Мне тоже, и я сейчас взгляну, как идут дела у Кэролайн! Обменявшись рукопожатием, мужчины разошлись в разные стороны.
За три последующих дня у Альдо сложилось впечатление, что он не только живет в своем особом мире – это было вполне нормально! – но и что этот мир вывернут наизнанку. Хотя он находился на одном пароходе со своими лучшими друзьями, общаться ему приходилось с совершенно незнакомыми людьми, такими как супруги Ивановы, Ван Лэр с невестой, французский актер, очаровавший его своим юмором и природной элегантностью. Особенно тяжким было отчуждение Адальбера, который попросту игнорировал его. Вобрен все еще выказывал прежнюю сердечность, но лишь когда они были одни. Стоило баронессе Полине появиться на горизонте, как антиквар бросался к ней с такой стремительностью, будто Альдо был снарядом замедленного действия, грозившим подорвать ее. Это явно забавляло молодую женщину, которая не протестовала, но дружески подмигивала ему издали. Ни она, ни Альдо не желали причинять боль славному Жилю, павшему жертвой очередной всепожирающей страсти. В другое время Альдо отнесся бы к этим выходкам добродушно, но на сей раз пришел в раздражение. Перед последним ужином накануне прибытия в Нью-Йорк он завершил свой вечерний туалет быстрее, чем обычно, и направился к каюте своего друга, который невероятно долго готовился к выходу на люди. Постучав в дверь, он вошел, не дожидаясь ответа.
Антиквар был занят тем, что тщательно завязывал белоснежный галстук, представлявший собой последний и важнейший штрих вечернего костюма. При виде Альдо он вздрогнул, неудачно затянул бант и рассерженно бросил:
