он вдруг соскочил со стола, и, глядя на меня дерзко и весело, закончил:
— И барабан — греми! Подполковник, впредь до соответствующего распоряжения приказываю считать Гванеронию реальностью!
— Что-о?!
— Сейчас ты запрешься у себя, отключишь телефон, отправишь по домам своих ребят и в спокойной обстановке составишь доклад для шефа. Ты ведь специалист по этой стране, вот и оставайся им.
— Ты что, рехнулся?
— Ничуть, подполковник. Гванерония существует, как и тамошние мятежники.
— Но как туда поедет Бэйб?
— Запихнем его на одну из наших загородных дач, пусть себе строчит донесения.
— Мы должны будем посылать туда оружие.
— Продадим какому-нибудь Парагваю. Там охотно возьмут.
— Туда устремятся корреспонденты.
— Мы поставим для них превосходный спектакль. Для этого нам понадобится напоминающая по ландшафту Африку местность и полсотни негров с винтовками. Это нетрудно устроить даже киношникам.
— Хорошо, — сказал я. — Можно сочинять донесения, можно продать на сторону оружие, можно устроить спектакль для репортеров, но существуют карты, справочники, энциклопедии.
— Карты, — он взял со стола газету. — Послушай-ка. «Сенатор Паркинсон, которого прочат в руководители комиссии по иностранным делам верхней палаты, не смог перечислить государства Юго-Восточной Азии, не смог назвать столицу Аргентины, не знал, какие страны граничат с Суданом». И тем не менее сенатор назначен председателем комиссии, Патрик. А помнишь черчиллевское: «Жизнь прожил, и не знал, где эта самая Камбоджа»? Понял? Чем крупнее начальство, тем хуже оно знает географию — для этого у него есть специалисты, то есть мы. Впрочем, если шефу очень уж приспичит, он получит великолепную карту, на которой будет хоть три Гване-ронии. Нам срочно нужна огласка — чем больше будут орать о Гванеронии, тем реальнее она будет выглядеть. Верят же люди в летающие тарелки, неужели же мы с нашими возможностями не сможем заставить их поверить в Гванеронию?
— Безнадежная затея.
— Не мели ерунды. Дорогой Патрик, мы — пилоты стратегического бомбардировщика, мы летим на страшной высоте, мы не видим цели. Ты сегодня докладывал мне об африканских делах, но видел ли ты сам сожженную фабрику и сбитые вертолеты? Вот то-то. И еще. Кто-то из средневековых схоластов говорил: «Верю, потому что это нелепо». Мы должны думать: «Верю, потому что это обыденно». Во всей этой истории нет ничего из ряда вон выходящего, она невыносимо банальна: еще в одной далекой стране началась гражданская война. Обыденность — наш козырь и решающий фактор. Христа распяли потому, что он выглядел, как обыкновенный человек.
