Огонек в глазах архимандрита медленно гаснет. Кажется, он смущен. Но тут же оживает вновь:
— А почему, сыне, не сообщал о том раньше?
— Не считал нужным. Я не несу ответа за то, что она делала после развода со мной.
И тут он выкладывает главный козырь. Оказывается, Танька сменила веру за два дня ДО развода со мной, о чем есть запись в синагоге. Я убит наповал. Смят и раздавлен. Хотя мы уже и не жили вместе последние три месяца перед разводом, формально я, конечно, виноват. Но каковы все-таки, гады! Ну, на исповеди сказал бы мне это бригад-иерарх, я б ему вечным должником был! Нет же, врага решили словить. Ну да у меня тоже найдется, чем отбиться. Даром что ль первый мой командир, капитан (теперь уже полковник) Кольцов, зять самого всемогущего Кутепова? И ко мне он весьма расположен. Мы еще попрыгаем…
…И мы попрыгали. В моем деле осталось только маленькое черное пятнышко, ни на что особо не влияющее. Павел Андреевич за меня заступился и в обиду не дал. Он пожаловался тестю, и, по армейской поговорке, Александр Павлович «разобрался, как следует и наказал, кого попало». Влетело всем: и мне, и подполковнику Суркову, и архимандриту Феодосию, и еще целой куче людей, прямо или косвенно причастных к этой истории. Но после такого, за что мне любить «архангелов»?…
Ладно, пора вперед…
Военнопленный Алексей Ковалев. Испания. 1936 год.
…Сначала он почувствовал удары. Не боль, а именно тупые толчки. С трудом разлепив глаза он увидел что-то темное, пронесшееся мимо лица. Ботинок. Солдатский ботинок, какие носят франкисты. Трое солдат, окружив его, пинали ногами, желая видимо привести в чувства. Заметив, что он открыл глаза, один из них нагнулся и, ухватив за грудки, рывком поднял его в сидячее положение. Ковалев медленно, со стоном поднялся на ноги. Плен…
Франкисты что-то залопотали, потом один из них ткнул Алексея прикладом под ребра. Это оказалось так больно, что Ковалев, не сдержавшись, от души обматерил испанца. В ту же секунду раздался громкий, чуть насмешливый голос:
— Никак, соотечественник? Ну-ка, компаньерос, волоките его сюда: посмотрим: что за птица такая?
Ковалев повернул голову и увидел шагах в двадцати человека с почерневшим от копоти окровавленным лицом в грязном синем комбинезоне и разодранном шлемофоне. На плечах танкиста золотом горели офицерские погоны. А за танкистом стоял его танк, с ненавистной эмблемой молнии на броне и длинной бороздой блестящего металла на башне. Это был тот самый, в который Алексей в последний раз выстрелил, но так и не попал…
