— Господин лейтенант, будьте любезны перевести сеньоре, что я охотно выполню ее просьбу, но при одном условии: Вы сниметесь вместе с нами, — говорю я ему, отдавая честь, — если, конечно Вас это не затруднит.
Итальянец сияет, как новенький рубль. Он быстро переводит мое условие и сообщает, что очаровательная сеньора «даже и не мечтала о таком счастье: получить фото сразу с двумя блестящими союзными офицерами». Оставив последнее заявление на совести итальянца (думаю, что у тех, кто побывал в Испании, итальянец вскоре сменит на боевом посту небезызвестного «сивого мерина), я вежливо прикладываюсь к ручке дамы и, как со взрослым, здороваюсь с ее сынишкой за руку. Малыша так и распирает от гордости, и он тут же лезет жать руку лейтенанту, который только что закончил специальной щеточкой наводить глянец на усики. Мы чинно походим к уличному фотографу, стоящему у фонтана в ожидании клиентов. Пока «латинянин» объясняет мастеру, что именно мы хотим, я начинаю общаться с мальчуганом. Он, похоже, ровесник моему Севке, и мне удается быстро найти с ним контакт, не взирая на языковый барьер. К тому моменту, как лейтенант и прекрасная сеньора приходят к соглашению с фотографом, мы уже отлично ладим с Мануэлем или, как его называют домашние, Ману. Я показываю ему на мороженщика и поглаживаю рукой живот, одновременно скорчив довольную мину. Он немедля кивает и показывает руками, сколько хотел бы съесть прохладного лакомства. Я утвердительно киваю: его мама все равно не разрешит ему больше одной порции, так зачем разочаровывать Ману сразу?
Итальянец поворачивается ко мне:
— Господин майор, сеньора просит Вас встать слева от нее.
Я выполняю просьбу. Справа от женщины встает лейтенант, а Ману пристраивается впереди. Фотограф долго колдует под своим черным покрывалом. Наконец все закончено. Испанка смотрит на меня своими огромными угольно-черными глазами и просительно произносит что-то. Я с надеждой смотрю на лейтенанта. Он весело переводит:
— Господин майор, сеньора Галано спрашивает Вас, не согласитесь ли Вы разделить с ней сегодняшний ужин? — он с таинственным видом подмигивает мне, — Думаю, Вы не откажетесь и не уроните честь своего мундира, — он цокает языком и с трудом произносит по-русски, — сьоратник?
Он снова переходит на немецкий:
— У вас, конечно, будут некоторые языковые трудности, но это ведь не беда? — его лицо становится похожим на морду кота, любующегося на сметану. — Ах, с каким удовольствием я бы Вас заменил…
