Размещение новоприбывших проблем не составило – расквартировались на церковной земле.
Ведь получив дозволение, принялась ингельдотова братия строиться основательно. Возвели собор, мало чем лесной храмине уступающий, но того домовитой вдовице не довлело. Основали рядом с церковью монастырь, при нем, ясное дело, мастерские. Не терпела хозяйственная баба праздности, когда здоровые мужики свою леность набожностью прикрывают. Хоть и не знакома с этическими достижениями индустриальных обществ, но сама сформулировала категорическую максиму: кто не работает – тот не жрет, что, впрочем равносильно другому изречению: «в поте лица твоего будешь есть хлеб».
Потому приходилось монахам потеть. Всенощные выстаивать редко, больше за верстаками горбатиться. Не свечки держать, а более полезные вещи – молотки, там, зубила и прочий инструмент. Даже дедов древних, слабосильных, калечных да незрячих приставила на маслобойню. Пусть не бездельно на паперти порты протирают, а сидят с пользой, в горшках сметану взбалтывают, тук производят. Деды тихомолком прижимистую бабу кляли. Бурчали шепеляво: проклята земля за тебя, изверг сиськатый, со скорбию питаемся все дни жизни своей. Прах мы и в прахом иссыпимся, из навоза вырыты, навозом и обернемся. Суета сует и под луной зловоние нужников отхожих.
Бубнили, гугнявили, но ежеденный урок справно выполняли.
Трудолюбию приличные основания имелись.
По крестьянской закваске, разумела вдовица, что с голодной свиньи визгу много, сала мало.
За дырку от бублика, скупой стократно мошну трясет. Потому монахам плоть смирять отнюдь не предписывалось, наоборот, харчили долгополых плотно. Щи наваристы, каша со шкварками, к обеду шкалик непременный.
Вороватых поваров не держала вдовица.
Сыскался как-то один. Мошенник, расхититель. Мироед позорный.
На недовесе изловлен, судим и к суровой укоризне вердиктирован.
Обделенные корыстным кашеваром чернецы, истово молотили дубинами задницу, неправедными трудами раскормленную.
С той поры хозяйственных преступлений на кухне пресеклись.
Сыто жила братия. Только говоренное о щах да каше единственно черных монахов, послушников, иных незаметных, которые в подсобниках хаживали, касаемо.
Мастера, же, не в пример прочим, столовались отдельно. Вино из бочек особых, мясо козлят молочных, каплунчики на вертелах жареные, колбасы кровяные прямо со сковороды накаленной подаются, ушица на бульоне курином вскипает. Пиво черпалось без спросу. По утрецу квасок согласно вечернему отдыху. Братьям-мастерам и кельи особые. Скорее – нумера одноместные, но с лежанками просторными, на две персоны сколоченными.
