У моста была лавка плетельщика корзин, таких заведений немало вдоль больших дорог. Путники покупают в них разные мелочи. Оцу, указав рукой в сторону лавки, продолжала:
– Я рассказала хозяевам про свою судьбу, и добрые люди взяли меня в услужение. Здесь я могла жить и ждать тебя. Сегодня пошел девятьсот семидесятый день. Я честно выполнила свое обещание.
Оцу заглядывала в лицо Мусаси, пытаясь прочесть его мысли.
– Ты ведь возьмешь меня с собой?
Мусаси, разумеется, не имел намерения брать с собой ни Оцу, ни кого-либо другого. Сейчас ему хотелось как можно быстрее уйти отсюда и заглушить мысли о сестре, к которой его неудержимо влекло.
«Что делать? Как отправиться на долгие поиски истины и знания вместе с женщиной или с другим спутником, который постоянно будет мне мешать, – лихорадочно размышлял Мусаси. – Девушка к тому же по-прежнему считается невестой Матахати».
Мусаси не сумел скрыть от Оцу сомнений, терзавших его.
– Взять с собой? Куда?
– Туда же, куда и ты идешь!
– Я собрался в дальний и трудный путь, а не на прогулку.
– Я не помешаю. И готова к любым трудностям.
– Уверена?
– Вытерплю все!
– Дело в другом, Оцу. Как может человек осилить Путь Воина вместе с женщиной? Нелепо. Люди засмеют – смотрите, идет Мусаси, а за ним нянька тащится.
Оцу крепче ухватилась за его рукав, как малое дитя.
– Отпусти! – приказал Мусаси.
– Ни за что! Ты, значит, обманывал меня?
– Когда?
– На перевале. Обещал взять меня с собой.
– Сто лет назад! Я тогда вообще ни о чем не думал, у меня и времени не было. Вообще ты сама выдумала все. Я спешил, а ты не отпустила бы меня, не пообещай я встречу на мосту. Выбора не было, и я ушел, поневоле приняв твое условие.
– Нет! Ты не смеешь так говорить! – воскликнула Оцу, тесня Мусаси к перилам моста.
– Пусти меня! Люди смотрят!
– Ну и пусть! Когда ты болтался привязанным на дереве, я предложила свою помощь. От радости ты дважды попросил меня разрезать веревку. Разве не правда?
Оцу пыталась быть рассудительной, но слезы выдали ее. Первыми ее бросили родители, потом обманул жених, а теперь предает человек, которому она помогла спастись от смерти. Зная, как одинока Оцу, Мусаси сочувствовал ей всей душой, хотя держался сдержанно.
– Ладно, пошли, – сказал он. – Неприлично средь бела дня устраивать такие сцены. Хочешь сделать нас посмешищем для зевак?
Оцу, отпустив рукав, припала, содрогаясь от рыданий, к перилам. Блестящие волосы упали ей на лицо.
– Прости! – прошептала она. – Не нужно было ничего говорить. Забудь, ты мне ничего не должен!
