Я купил «спид» у какого-то беззубого бывшего моряка, содержащего книжный киоск. Не поверил своим глазам, увидев, что он мне дал: настоящий дексис[110], может, высшего качества, но доступный лишь в тех случаях, когда ты готов грабануть аптеку. Очевидно, кто-то так и поступил, может быть, мрачный подросток, сидящий рядом с продавцом и потягивающий пинту снейкбайта[111]. Что ж, спасибо ему за это большое!
Я сыграл пару раундов в пул, пока меня не побила тамошняя акула, ирландец-бухгалтер, ведущий учет для всех Местных музыкантов, кому было что учитывать. Когда я вернулся за наш столик, он уже занимал почти полбара, так как подошли новые друзья и лучшие половины. Надвигалась грандиозная ночка. Большая часть старой гвардии – Оз и Кев с женами, возможно, Пит – собирались в «Клуб 100», посмотреть на какого-то легендарного пианиста из Нью-Орлеана или что-то вроде этого. Я сидел в баре, раздумывая, отправиться ли с ними или в компании Шона и Дебби познакомиться с новой «Кэмденской таверной», и тут появились Джеки и Мак.
Джеки была в цветастом платье эпохи пятидесятых и кожаной куртке, а Мак – в возмутительном мешковатом костюме сороковых годов, из искусственного шелка цвета полуночного неба, с тремя дырками на спине, подозрительно похожими на пулевые отверстия.
– Да, – сказал Мак, – купил у владельца похоронного бюро. Осталось после резни в Ночь Святого Валентина.
– Господи! – вздохнул я. – И куда вы оба собрались?
Тут я заметил, как блестят глаза Джеки, когда она смотрит на Мака. Если бы не знал ее лучше, поклялся бы, что она в него влюбилась.
– Ничего особенного, приятель, – ответил Мак. – Джеки просто зашла узнать, как у тебя дела. А я сказал ей, что ты наверняка в пабе.
– Ага, – подхватила Джеки. – И тогда я велела жирному ублюдку вылезать из пеньюара и помочь прекрасной даме в ее поисках.
– Итак, – провозгласил Мак, добыв себе пинту «гиннеса», а Джеки – бутылку «пилса», – куда мы сегодня идем, босс?
– Понятия не имею, – ответил я. – Хотите взглянуть на какого-то нью-орлеанского пианиста в «Клубе 100»?
Их это предложение не впечатлило, и я зашел с другой стороны:
– Вот что я скажу вам, переговорите с тем лысым парнем и добудьте немного топлива.
Так, если опустить историю нашего пьянства, в четыре часа утра мы оказались в «Скала Синема» на Кинге-Кросс, созерцающими ночной сеанс и шумно вскрывающими пивные банки. Следующий фильм назывался «Сорви мою ромашку»[112], творение Роберта Франка, примечательное не только Джеком Керуаком и Алленом Гинзбергом, но и юной Дельфин Сейридж, а кроме того, печально известное как совершенно невнятная и необъяснимая картина. Спустя десять минут после начала наши обостренные амфетамином чувства уже не могли ни на чем сфокусироваться, поэтому мы ретировались в кафе.
