Так вот что такое харизма, подумал я, глядя, как Росс называет пару отъявленных феминисток «девчонками» – и ему это сходит с рук. В общем, мы пошли гулять и начали беседу.
Об Этеридже. К этому моменту я убедился, что какие бы грязные дела ни проворачивались, Росс в этом не участвовал. Но Этеридж – другое дело. Да, инцидент на пустоши получился весьма неприглядный. И мы с Фрэнк и Маком поступили глупо и некрасиво, и я знал об этом с самого начала. А поступки Этериджа в ту ночь вполне укладывались в рамки поведения менеджера в подобной ситуации. Только смерть Невилла – это уже не шутки. И я хотел знать, мог ли Этеридж приложить к этому руку.
Я надеялся, что Росс в курсе. Более или менее. То есть я вовсе не был уверен, что хочу услышать от Росса: «Да, да, Этеридж – безжалостный псих, он запросто мог убить твоего друга».
Как бы там ни было, он сказал совсем другое.
Он оказался вторым человеком за сегодняшний день, кто смеялся надо мной.
– Этеридж! – произнес Росс, отдышавшись. – Приятель, Этеридж не гангстер, он хренов интеллектуал!
Сильно сказано для человека, которого музыкальная пресса именует «умнейшей поп-звездой», но все-таки. А Росс продолжал расписывать Этериджа как слегка неуклюжего, безумного профессора, обеспечившего взлет своего протеже скорее благодаря удаче, нежели расчету. А точнее, скорее благодаря деятельному таланту Росса, нежели этериджевской деловой проницательности.
– А как насчет парней с бейсбольными битами на пустоши? – поинтересовался я. – Его друзья из Защитной лиги юных структуралистов?
– Вряд ли, – ответил Росс и посмотрел на меня.
– Тогда все в порядке, – отозвался я. – Слушай, мне действительно очень жаль.
Росс замахал руками, предлагая мне заткнуться. Как молоды мы тогда были! Россу, на которого я смотрел как на мировую знаменитость, едва исполнилось двадцать пять. А в двадцать пять нет времени на извинения, объяснения или тому подобные сантименты. Он даже слушать не стал о моих промямленных сожалениях, просто сказал:
– Слушай, не беспокойся насчет Этериджа. Он только пытается следить за моими интересами, а это тяжелая работа. Но всего лишь работа.
В общем, я ему поверил, и мы сменили тему, расположились в баре с окнами на рыбацкую пристань. Взяли пива и болтали о том о сем, о старых добрых временах. Мы, молодежь, чувствовали себя настоящими панк-ветеранами. Мне казалась, что это был определяющий период, который направил всю мою жизнь. То, что в итоге я оказался в магазине подержанных звукозаписей, не имело значения. Мир по-прежнему делился на тех, кто видел «The Clash» в 77-м и «The Mekons»
