[11], но по прошествии некоторого времени я, чтобы не ослабеть от голода, стал есть ту же пищу, что и мои попутчики. При этом я неизменно повторял про себя «во имя Господа Бога», и мне остается только надеяться на то, что Аллах внял моим молитвам и не покарает за вынужденное отступление от правил, предписанных каждому правоверному мусульманину. Если дождя не было, то норманны разжигали костер. Делали они это с помощью маленького уголька, который, тщательно оберегая, несли с собой от одной стоянки до другой. В таких случаях мясо можно было приготовить. Ели мы также ягоды и какие-то травы, названия которых мне неизвестны. После обеда мы вновь отправлялись в дорогу и скакали всю оставшуюся часть дня вплоть до самого вечера, когда начинало темнеть. Тогда мы останавливались на ночлег и снова готовили пищу.
Много раз мы были вынуждены ночевать под дождем. Пытаясь от него спрятаться, мы искали убежища под густыми кронами больших деревьев. Тем не менее просыпались мы насквозь мокрыми, а шкуры, в которые мы заворачивались, можно было выжимать, словно их только что вынули из воды. Норманны не выражали никакого недовольства по поводу такой погоды и вообще были все время жизнерадостны и веселы; жаловался на лишения и неудобства лишь один я, причем жаловался постоянно и эмоционально. Они не обращали на меня никакого внимания.
Например, однажды я сказал Хергеру:
– Дождь очень холодный. Он рассмеялся:
– Ну как дождь может быть холодным? Холодно тебе, и поэтому тебе плохо и грустно. А дождь не может быть ни холодным, ни плохим.
Я понял, что он говорит эту чушь совершенно серьезно и действительно так думает. С его точки зрения, глупы были мои рассуждения. Тем не менее я остался при своем мнении.
Как-то поздно вечером у нас состоялся следующий разговор.
– Во имя Господа Бога, – негромко сказал я, приступая к еде, и Беовульф, услышав это, обратился к Хергеру и велел ему выяснить, что именно я сказал. Я ответил Хергеру, что, согласно моей вере, любая еда должна быть освящена краткой молитвой и что я так поступаю, соблюдая обряды, предписанные мне моей религией. Выслушав перевод Хергера, Беовульф уточнил:
– Значит, так принято у арабов? На этот вопрос я ответил:
– Нет, на самом деле освятить добычу должен тот, кто убил животное, предназначенное в пишу. Я же произношу свою краткую молитву лишь для того, чтобы не проявить неуважения к божественным заповедям[12].
Не знаю, что смешного нашли норманны в моих словах. Но почему-то они громко расхохотались. Потом Беовульф вновь обратился ко мне с вопросом:
