Как всегда, имели в виду все семейство. Понимали, что и за границами земного существования следует держаться своим кругом.
Нельзя было и представить, что к старшему Вейнеру никто не присоединится.
У Петра Петровича-младшего и вообще нет могилы, а других его родственников разбросало от Твери до Самарканда.
Жилконтора
До революции во главе особняка на Сергиевской стоял просвещенный хозяин, а при Советах власть перешла к домкому.
Вейнеры некоторое время еще проживали на первом этаже, но они подчинялись тем же правилам, что и остальные жильцы.
Располагалась эта организация прямо под лестницей. Отсюда по всем этажам направлялись различные указания и директивы.
Что за любопытные люди эти домкомовцы! Буквально до всего им дело. Поинтересуются, почему не ходил на демонстрацию. Когда узнают, что болел, потребуют справку от врача.
Вообще претензий хватало. Только лысину и цвет лица не припоминали, как когда-то Акакию Акакиевичу.
Несмотря на то, что от мастерской Эберлинга до домоуправления - всего пара пролетов, он предпочитал переписку.
Сядет за письменный стол, зажжет лампу, долго думает. Старается не просто излагать требования, но что-то важное объяснить.
Иногда поколдует над фразой. И без того выходило витиевато, так еще завернет. Нет, чтобы сказать «квартплата», но назовет ее «непосильным бременем».
«В связи с новой квартирной платой и во избежание наложения на меня непосильного бремени, - писал он, - я прошу Вас приравнять меня к оплате по 10 коп. за рубль, так как я получаю за свою службу в Техникуме 22 рубля, на которые прожить невозможно; это учтено Государством и мне выдается в помощь 16 руб. денежного пособия из дома Ученых, что я свидетельствую прилагаемыми при сем удостоверениями. Никакого другого заработка у меня нет”.
Любой бы посочувствовал художнику, чьи дела находятся в таком расстройстве, но домоуправление настаивало на своем.
Не хотели здесь принимать во внимание, что в его серебряной ложке вместо супа плещется вода!
И на Страшном суде заявление было бы кстати. Особенно в той его части, где говорится о том, как он одолел неблагосклонность судьбы.
Там бы оценили усердие Эберлинга. Может, даже отдали приказ в небесную канцелярию: выдать ему все, что он недоел и недопил за время земных странствий.
Еще одно заявление
Когда Эберлинг убедился, что призывы к состраданию не действуют, он поменял стратегию.
«Совершенно обесцененный труд художника, - писал он, - давно уже заставил меня отказаться от всякого рода выполнения заказных работ, это могут подтвердить лица, обращавшиеся ко мне с заказами. Живу я на средства, которые я получаю со службы, и считать меня лицом свободной профессии несправедливо».
