По дикому Курдистану | страница 92
– Отсрочь их экзекуцию до завтра, Селим-ага! Она от них не уйдет!
– Хорошо, я непременно сделаю так, как ты говоришь. Пошли!
Он открыл дверь и запер ее снаружи.
– Ты что, так долго был с мутеселлимом? – недоверчиво спросила агу Мерсина, когда мы пришли домой.
– Мерсина, – ответил он, – говорю тебе: нас приглашали остаться там до раннего утра, но я, зная, что ты осталась одна дома, отклонил столь радушное приглашение коменданта. Я не хочу, чтобы русские тебе отрезали голову. Ведь началась война!
Она испуганно всплеснула руками.
– Война? Между кем и кем?
– Между турками, русскими, персами, арабами и курдами. Русские уже стоят часах в четырех хода отсюда. Сто тысяч солдат и три тысячи пушек!
– О Аллах! Я умираю, меня уже нет… И ты идешь воевать?
– Да. Смажь мне сапоги, но только так, чтобы никто об этом не узнал. То, что началась война, – это еще государственная тайна, и жители Амадии узнают ее лишь тогда, когда русские завтра окружат город.
Ее качнуло, она обессиленно опустилась на первый же попавшийся горшок.
– Уже завтра! Они в самом деле завтра будут здесь?
– Да.
– И они будут стрелять?
– Конечно, еще как!
– Селим-ага, я не буду смазывать тебе сапоги!
– Это еще почему?
– Ты не должен воевать, тебя не должны застрелить!
– Хорошо, это мне подходит, и поэтому я могу сейчас пойти спать. Доброй ночи, эфенди! Доброй ночи, моя дорогая, моя сладкая Мерсина!
Ага ушел. Цветок дома удивленно уставилась на его удалявшуюся спину, затем поспешила осведомиться:
– Эмир, это правда, что придут русские?
– Пока еще неизвестно. Я полагаю, что ага слишком серьезно воспринял слухи.
– О, ты капаешь бальзам на мое раненое сердце. Разве нельзя сделать так, чтобы они не дошли до Амадии?
– Мы обязательно потом над этим поразмыслим. Ты разобрала кофе?
– Да, господин. Это оказалось очень неприятной работой, но этот злой человек хаджи Халеф Омар не давал мне покоя, пока я не завершила всю работу. Хочешь посмотреть?
– Покажи!
Она принесла банку и пакет с кофе, и я убедился, что она и вправду отлично постаралась.
– И что ты скажешь по этому поводу? Каков будет твой приговор?
– Весьма милостивый для тебя. Поскольку твои нежные руки так часто касались зерен, да будут они все твоими. Посуда, купленная мной сегодня, также принадлежит теперь тебе. Стаканы же я подарю доброму Селиму-аге.
– О эфенди, ты справедливый и мудрый судья. В тебе больше доброты, чем у меня когда-либо было горшков. Этот благоухающий кофе – еще одно доказательство твоего величия. Аллах да подействует на сердца русских, чтобы они не пришли и не застрелили тебя. Ты думаешь, мне удастся спокойно сегодня поспать?