Наконец мы поскакали к дворцу коменданта. Перед ним стояли в почетном карауле около двухсот албанцев, предводительствуемые двумя мюльазимами под командой нашего храбреца. Он обнажил саблю и громко скомандовал:
– Построиться!
Они старались от всего сердца выполнить это требование, но, в конце концов, у них получилось что-то вроде змеистой линии, к концу переходящей в согнутый хвост.
– Музыка! Давай!
Три флейты начали дружно скулить, а турецкий барабан звучал как монотонный скрип кофемолки.
– Громче, сильней!
При этом добряк ага вертел глазами, музыканты не отставали, а мы, не прерывая этот высокохудожественный и крайне для нас лестный прием, подскакали к входу и спешились. Оба лейтенанта подъехали к нам и поддерживали нам стремя. Я сунул руку в карман и дал каждому по серебряной монете в десять пиастров. Они были явно удовлетворены и быстро засунули ее куда-то в свои одежды, не выказывая ни малейшего признака обиды за свою оскорбленную честь.
Турецкие офицеры низкого чина и сегодня, особенно в отдаленных гарнизонах, продолжают оставаться слугами своих начальников и уж так привыкли к этому, что даже не дожидаются приказов и позволяют, чтобы их рассматривали как слуг.
Я отдал аге материю и кошелек.
– Доложи о нас и передай коменданту подарки.
Он с достоинством пошел вперед. Мы следовали за ним. Под воротами стоял назардши – смотритель дворца, принявший нас совсем по-другому, нежели в первый раз. Он скрестил руки на груди, глубоко поклонился и покорно пробормотал:
– – Ваш слуга целует руку; мой господин кланяется вам!
Я прошагал мимо него не отвечая; Линдсей также сделал вид, что не заметил его. Должен сознаться, что мой мистер Крылатый Бык выглядел вполне достойно, несмотря на кричащие краски его костюма. Его одежда сидела на нем как влитая, а сознание того, что он англичанин, и к тому же богатый, придавало его фигуре уверенность, которая здесь была крайне уместна.
Несмотря на наше пренебрежение к своей персоне, смотритель вошел первым, взобравшись по лестнице, в помещение, похожее на приемную. Там расположились на убогих коврах чиновники коменданта, поднявшиеся, когда мы зашли, и почтительно приветствовавшие нас. Это были большей частью турки, среди них было и несколько курдов, производивших, по крайней мере что касается их внешнего облика, намного лучшее впечатление, чем турки. Около одного из окон стоял курд, в котором по виду сразу можно было узнать свободного жителя гор. С мрачной миной, всем своим видом высказывая нетерпение, он смотрел наружу.
