Кирас пожал плечами, но промолчал. Моравен улыбнулся.
— Прекрасно. Ты голодал, хотя люди приносят сюда еду — в качестве подношений умершим. Здесь полно еды, а ты не притронулся ни к чему.
— Но, Учитель, это же подношения для умерших и богов! Взять что-нибудь из этого — это было бы…
— Было бы чем? Разве ты не видел, как звери, птицы и прочие живые твари приходят на могилы и поедают сладости и плоды?
— Да, разумеется, видел.
— Разве боги покарали их? Разве мертвые восстали из могил, чтобы защитить то, что принадлежит им? — Моравен понизил голос. — Жрецы Грийи нечасто отличаются худобой, хотя и служат богу Смерти. Ты что, полагаешь, что они сжигают все, что сюда приносят люди?
— Нет, но… Это неправильно.
— Прекрасно, Кирас. Это говорит в твою пользу. Ты согласен терпеть неудобства, если иначе придется поступиться своими принципами. — Моравен одобрительно кивнул и указал на кувшин. — Выпей еще похлебки. Так вот. Ты должен понимать, что в определенных обстоятельствах прежние, знакомые тебе правила могут и не годиться. Можно загладить почти любой неверный поступок. Если точнее, нельзя исправить только одно.
— Что именно? — Кирас прикрыл глаза; щеки его залил румянец. — Простите, Учитель. Я достоин ответа.
— Верно. Почему прошлой ночью я заставил тебя сидеть здесь, смотреть на далекие огни, прислушиваться к звукам Празднества? Все лежащие здесь когда-то тоже участвовали в общем веселье. Такие, как ты или я, могут лишать людей этой возможности.
— Простите меня, Учитель. Теперь я понял. А «Три Жемчужины»?
— Я надеялся, что это тоже очевидно. — Моравен вздохнул. — Там ты увидел страсть, которой подвластны все люди — без исключений. Каждой из Девяти Добродетелей соответствует одно из Девяти Прегрешений. Похоть — одно из них. В публичных домах она именуется вожделением и, таким образом, перестает быть прегрешением. Всех людей обуревают желания, которыми они либо могут, либо не могут управлять. И даже если удается держать себя в руках, то лишь непродолжительное время. Затем желания все равно одерживают верх. Ты продержался всю ночь, а ведь тебя никто не заставлял. Я сказал тебе — «оставайся здесь», ничего больше. Ты мог попросить о ночлеге — и получил бы в свое распоряжение отдельную комнату, где спокойно проспал бы до утра, как это сделал я.
Воин поднял указательный палец.
— В «Трех Жемчужинах» ты увидел, насколько сильным может быть желание. Я полагал, там ты поймешь, что на самом деле хотел сказать своими стихами Яор Диркси. Да, он действительно насмехался над воинами, но почему? Потому что боялся. Он и многие другие с ужасом ждали дня и часа, когда воины станут править миром, и того, что произойдет еще один Катаклизм. Многих военачальников и диктаторов останавливал острый язык Яора — они боялись насмешек над собой и думали дважды, прежде чем предпринять очередную попытку захватить власть. Я хотел показать тебе, что люди не остановятся почти ни перед чем, чтобы удовлетворить свою страсть. А страх смерти побуждает людей совершать самые разные поступки, в том числе и отважные. Все, что угодно — лишь бы остаться в живых. Не усвоив этих уроков, ты не научишься понимать людей. Не понимая людей, ты никогда не сможешь определить, достоин ли твой противник смерти, или ты должен оставить ему жизнь.
