Калгар протянул Уриэлю руку, тот тоже встал, и они скрепили клятву верности и мужества пожатием запястьев — рукопожатием воинов.
Уриэль низко поклонился Магистру Ордена Ультрамаринов и вышел. Калгар наблюдал, как его боевой брат, только что получивший чин капитана, прошел сквозь бронзовые двери и вышел навстречу вечернему солнцу, сожалея, что не смог сказать ему большего. Он поднял свой кубок и осушил его одним залпом.
Его чуткий слух уловил позади еле слышный шелест одежды. Не поворачиваясь, Калгар понял, кто стоит за ним в тени галереи.
— На нем теперь огромная ответственность, лорд. В этой игре многое поставлено на карту. Он справится? — спросил вновь прибывший.
— Да, — тихо ответил Марнеус Калгар. — Я верю в него.
Уриэль шагал вдоль толпы паломников в золотистых мантиях, не обращая внимания на изумленные взгляды, вызванные его необычным для этого места обликом. Возвышаясь над людским потоком, издали напоминающим полноводную золотую реку, — над всеми, кто пришел, чтобы своими глазами увидеть одно из самых священных мест Империи, Уриэль чувствовал, как все чаще бьется его сердце по мере приближения к центру Храма Исправления.
Поговаривали, что храм, как и большая часть крепости Геры, был спроектирован Робаутом Жиллима-ном. Так это или нет, неизвестно, но и размеры этого сооружения, и великолепие его убранства поражали воображение. Из возникшего перед Уриэлем широкого сводчатого прохода разливалось многоцветное сияние — свет низкого вечернего солнца струился сквозь цветное стекло купола золотыми, лазурными, рубиновыми и изумрудными лучами. Толпа паломников раздалась перед Уриэлем в стороны — его положение одного из избранников Императора давало ему безусловное преимущество узреть благословенного Жиллимана.
Как всегда, когда он представал перед внушающим смирение и благоговейный трепет примархом, у Вентриса перехватило дыхание и он опустил взгляд, ощущая себя недостойным слишком долго взирать на отца-основателя своего Ордена.
Робаут Жиллиман, примарх Ультрамаринов, восседал в доспехах на огромном мраморном троне, заключенный все последние десять тысяч лет в светящемся склепе стасис-поля. У ног примарха лежали оружие и щит, а позади него находилось первое знамя Макрэйджа, к которому прикасался сам Император. Говорили также, что знамя это было соткано из волос, остриженных с тысячи мучеников. Уриэля охватило чувство великой гордости оттого, что и в его жилах текла кровь этого самого славного из героев и самого могучего из воинов легендарных времен Великого Крестового Похода. Он преклонил колено, в который раз потрясенный осознанием той чести, которой было для него само его существование.
