— И что это значит? — удивилась вдова. Она была почти на тридцать лет старше своего любовника.
Он пожал плечами.
— Возможно, ты никогда не умрешь... Но может быть, все объясняется гораздо проще: в час твоей смерти меня не будет рядом, и для меня ты навсегда останешься живой. Я даже не узнаю о том, что тебя больше нет.
— Неважно, — сказала вдова, отгоняя от себя последние страхи, которые наводили на нее разговоры о смерти. — Обещай быть со мной всегда.
— Хорошо, — сказал он.
— Поклянись, что придешь на зов.
— Клянусь.
— Подумай хорошо: если тебя позовут по имени трижды, ты обязан будешь прийти.
— Клянусь.
— Мой голос может измениться. Он станет хриплым, дребезжащим от старости, он превратится в могильный шепот, и ты не узнаешь его.
— Я приду на любой зов, если только меня призовут трижды, и не стану спрашивать — тот ли голос меня зовет. Я боюсь ошибиться и ответить отказом на твой призыв.
— Если ты поклянешься в третий раз, то больше уже никогда не сможешь нарушить этой клятвы, Хессицион.
Он приподнялся на локтях и поцеловал ее в глаза, в лоб, в губы.
— Я люблю тебя, — сказал он. — Клянусь.
* * *
Хессицион умел ходить по лунным лучам так, как другие ходят по дорожкам собственного сада, — в любом направлении, при любом освещении. Он знал наизусть всю паутину света, которая ткалась над землей, — при любой фазе любой из лун. И все же однажды он заплутал в этой паутине.
Поначалу Хессицион не слишком испугался: он был уверен, что вот-вот вынырнет из новой петли и окажется на знакомой дороге. Но петля все не заканчивалась: двойной лунный свет сплетался все туже, лучи свивались в бечеву, которая оборачивалась вокруг тела Хессициона и стягивала его, мешая вдохнуть.
Поначалу он был слишком увлечен распутыванием странных узлов — ему представлялось любопытным новое сочетание синего и желтого, которое явили луны; когда же он очнулся от своих исследований, то увидел себя посреди черноты, а очень далеко переливалось и перламутрово сияло море, и туман над этим морем мерцал, пропуская сквозь свою пелену то одну, то другую звезду.
Хессицион хотел было шагнуть в сторону, но понял, что не может сдвинуться с места: лучи намертво связали его по рукам и ногам, а еще одна петля формировалась в темноте и готовилась упасть ему на шею.
Он прислушался: не зовет ли его возлюбленная. Быть может, ее голос разрушит сеть. Но вдова, должно быть, мирно спала в своем доме в Коммарши.
Хессицион дотянулся зубами до тоненькой желтой нитки, отходившей от широкой бечевы, и впился в нее. Нитка неожиданно легко начала разматываться, и спустя несколько минут паутина почти совершенно расплелась. У ног Хессициона лежал целый ворох нитей, они мерцали и медленно расползались в стороны, накрывая землю.
