Он и вправду сильно вымотался за последнюю неделю. Обстановка в этой усадьбе расслабляющая. Будь здесь так же, как и везде, Эгрей, возможно, не заметил бы, что растратил почти все свои силы.
— В любом случае, подводы будут готовы только завтра, — хлопотал Роол. Его внезапная заботливость выглядела неестественной, однако Эгрей не дал себе труда задуматься над этим странным обстоятельством. Он знал, что в присутствии военных многие люди начинают вести себя странно — иногда вызывающе, иногда запанибратски, чаще всего — заискивающе; так почему же Роол должен быть исключением?
— Если уж мне предстоит остаться здесь на ночлег, то будьте настолько добры и подскажите, у кого лучше остановиться, — сказал Эгрей вялым тоном.
— Разумеется, у нас! — Роол энергично взмахнул рукой, словно в восторге от того, что ему выпало такое счастье: приютить у себя провиантмейстера армии Ларренса. — Неужто вы полагаете, что я вас вот так запросто отпущу? Отдам на растерзание местным бабенкам? Нет и нет! Вы даже не представляете себе, какой ужас — наши провинциальные красотки. Если не считать того, что они страшно глупы...
Эгрей ухмыльнулся.
— А вы представить себе не можете, до какой степени я равнодушен к красоткам, что провинциальным, что к столичным, — отозвался он. — Сам иногда удивляюсь. Солдату положено гоняться за курами и девками, а я только и делаю, что проверяю сметы, подписываю счета и прикладываю печать ее величества к бумагам о поставках в армию...
— Вероятно, чернила так действуют, — согласился Роол. — А от одного вида печати должно, по идее, пропадать всякое желание бежать на сеновал и валяться там с пышногрудым созданием...
— По идее, — сказал Эгрей. — Вопрос теперь только в том, по чьей идее. — Он зевнул, запоздало прикрыл рот ладонью и засмеялся. — Ведите меня на свой сеновал! — попросил он. — Иначе я засну прямо в вашем кабинете.
* * *
Комнату, предоставленную ему Роолом, Эгрей как следует рассмотрел только на следующее утро. Это был небольшой покойчик на втором этаже — в стороне от помещений, занимаемых семьей (теперь Эгрей отчетливо слышал женский голос и детский лепет, однако ни жену Роола, ни его ребенка — или детей — так и не увидел). Окна покойчика выходили на восток, и Эгрея разбудило веселое раннее солнце.
Он открыл глаза, не спеша покидать постель. Почему-то ему подумалось, что прежде эта комната принадлежала ребенку. Не теперешнему — нет, какому-то давнему. Ребенку, которым никогда не был Эгрей.
