«Ожидает меня?» Нервный смех, сорвавшийся с губ Ника, тут же затих, сменившись зловещим молчанием, наполнившим огромную комнату чем-то вроде тумана. «Пожалуй, лучше будет, если я сейчас немедленно смотаюсь отсюда, доделаю все завтра, не съедят же меня за это». Но вместо этого он шагнул вперед — один шаг, другой. Он забыл, входя, включить свет, и теперь выключатель оказался позади него. Эллис решил повернуться спиной к гробу и включить свет — и не смог сделать этого, просто не смог. Полоски света из вестибюля было достаточно, хотя он едва разгонял тени, окружившие гроб, в котором лежало тело.
Дуновение ветра, возникшего при его приближении, зашевелило края пластикового покрывала, заставив его затрепетать, словно в предвкушении.
— Боже правый, это уж слишком. Все, с меня довольно. Я ухожу.
Но он продолжал приближаться к гробу. С широко открытыми глазами Ник, словно со стороны, наблюдал, как его пальцы схватили пластик, которым был покрыт саркофаг.
«Ну и ну, похоже, я погружаюсь в дерьмо по самые уши». Быть может, если он положит этот пластик обратно, как он лежал, никто никогда не узнает, что он... что он... «Что, черт меня подери, я делаю?»
Он стоял, наклонившись над гробом, дыхание все быстрей и быстрей клокотало в гортани, глаза слезились. Он не мог моргнуть. Рот раскрылся. Кричать он тоже не мог.
И затем это началось.
Сначала он утратил память о своем недавнем прошлом: о ночной работе, обо всех других рабочих ночах перед этой, о своей жене, о дочери, как он увидел ее впервые: с красным личиком, плачущую, — «Скажите честно, док, неужели она будет всегда так выглядеть? Я хочу сказать, она прелестна, но как будто расплющена...» О собственной свадьбе, когда он мертвецки напился и чуть не упал, танцуя с престарелой тетушкой. Он потерял память о вечерах, которые он проводил за выпивкой с закадычными корешами, курсируя взад-вперед по Йонг-стрит: «Смотрите, какие буфера у этой милашки!» О «вытрезвиловках», подбирающих мертвецки пьяных на улицах, трубящих из «матюгальников», пропахших пивом и «травкой», с влажной от пота обивкой.
Он потерял память об окончании школы: «Может быть, теперь ты поднимешь свой зад и найдешь наконец подходящую работу? Теперь, когда ты получил эту красивую бумажку со своим именем?»
Он снова пережил унижение, когда не попал в баскетбольную команду: «Они не собираются меня брать. Я единственный, который старался, из кожи вон лез, но я для них не слишком хорош. О Господи, я готов провалиться сквозь землю», — и он потерял память о боли, когда ему сломали нос угодившим в лицо футбольным мячом. Он снова ощутил вкус первого поцелуя и снова ощутил первые ошеломляющие ощущения при мастурбации, от которой у него не выросли волосы на ладонях и он не ослеп. А потом он утратил их.
