— Что там у тебя?
— Снайперша-то как на Полину из радиороты разведбата похожа!
— На какую еще Полину?
— Радистка из разведбата и эта немка — одно лицо, да и фигура — один к одному.
— И что?
— А если ее подменить. По документам — эта аж баронесса. Внедрить Полину куда надо.
— Пилипенко, от тебя я такой ахинеи не ожидал!
Старший майор Госбезопасности Павел Судостроев выслушал Чернышкова, помолчал, зачем-то коснулся «Гвардии» на груди осназовца. Улыбка чуть тронула его губы:
— Бред какой-то. Капитан, вам, конечно, спасибо за помощь в поимке Даллеса, но такие инициативы вы предлагайте своей бабушке, а не нам. И вообще, забудьте об этой фашистской сучке. У вас что, других дел нет?
Берия выслушал Судостроева внимательно, как всегда. Предложил, как и всегда, вина и фруктов, от которых Судостроев, как всегда, отказался. Походил по кабинету, подражая манере Сталина.
— А товарищ Голиков не перехватит девочку?
— Армейцам она неинтересна.
— Языки знает?
— Да, немецкий, частью английский и французский. Мама ее — учительница, из бывших...
— Чудо просто. Родителей проверили?
— Пока не успели, работаем.
— Она же английский плохо знает.
— Контузия. Будет молчать и мычать...
— Не пойдет. Ты бы поверил?
— Тяжелая контузия... авиабомба. Но я бы не поверил.
— А что, по-вашему, американцы тупее вас?
— Они ее будут пробивать на нацизм, пусть пробивают, здесь-то она чиста.
— Не жалко девочку? Ведь сырая совсем...
— Война, Лаврентий Павлович. Мы все рискуем.
— Ладно, попробуй. Только проведи ее через курс языков, чтобы никакого акцента не было, да пусть спецы из ИНО с ней поработают на предмет быта баронов на Западе. Не спешите. Месяца два-три у вас есть. И вытащите поаккуратнее ее из войск, чтобы никто ничего не заподозрил.
— Есть. Спасибо.
Полина Легкова родилась в небольшой деревеньке поблизости от Коврова. Это она знала из рассказов матери, но сама там так ни разу и не побывала. В 1925 году, трех лет от роду, ее привезли в Наро-Фоминск, небольшой городок в шестидесяти километрах юго-западнее Москвы. Отец поступил на работу на военный полигон, вкалывал там от зари до зари механиком при каком-то танковом НИИ, а мать устроилась учительницей в школе поселка при местной ткацкой фабрике. Хотя устроилась — не то слово. Не так устраиваются в жизни люди. Но все сыты, обуты, при деле. Дети, а их трое уже, ходят в садик и в школу. Что еще нужно, чтобы быть «не хуже других»? И подрастающая дочь, гордость школы и в учебе, и в спорте, и в художественной самодеятельности, подтверждает правильность принятого когда-то главой семейства решения — ехать в город.
