Он его благополучно и выдумал своим изворотливым гасконским умом.
Мы с Кэт говорили совсем о другом:
— Я думала, сударыня, что Вы его любите, — сказала Кэт, не поднимая глаз и прилежно расчесывая мои локоны.
Кэт, видно, думала, что ее страсть к усатым военным разделяют все.
— Люблю?.. — фыркнула я. — Да уж скорее ненавижу… Дурак, в руках которого была жизнь лорда Винтера, и он не убил его и лишил меня трехсот тысяч ливров дохода!
Совершенно не вижу причин скрывать мое отношение к этой дуэли. Уж я-то насмотрелась, как возносили благодарную хвалу Господу любящие братья и сестры, племянники и племянницы, когда их ближних родственников (без которых до этого они жизни не мыслили) неожиданно убивали, делая сраженных горем страдальцев богатыми и знатными. И не собираюсь лицемерить, что я обожаю моего деверя.
— И, правда, ведь Ваш сын — единственный наследник дяди, и до его совершеннолетия Вы бы пользовались всем состоянием, — сказала Кэт с таким значением, словно она только что с трудом до этого додумалась, а теперь делилась в муках добытым знанием.
Уж не стряхнула ли она кудрявую головку, вертя ею в церкви Сен-Ле в сторону громадного красавца мушкетера?..
— Теперь ступайте к себе и постарайтесь завтра получить, наконец, ответ на то письмо, которое- я Вам дала, — пора было завершать эти ночные посиделки.
— К господину де Барду? — вдруг спросила Кэт. Словно я писала еще кому-то?!
— Ну разумеется, к господину де Варду, — немного удивленно сказала я.
— Вот этот господин кажется мне, напротив, совсем не похож на бедного господина д'Артаньяна, — в этот вечер Кэтти была необычайно словоохотливой.
Именно, что на бедного… Ничего, сколько таких господ отъедались за счет любящих их женщин и становились достаточно богатыми… Не похож на господина де Варда… При упоминании о де Варде у меня разболелась голова. Ну сколько можно меня мучить?
— Ступайте, моя милая, я не люблю лишних рассуждений.
Дождавшись, когда Кэт вышла, я задвинула дверь на две задвижки и, обхватив голову руками, без сил повалилась на кровать.
В комнате горничной опять что-то заскрипело и зашуршало…
Граф де Вард молчал как заколдованный.
Может быть, он дал обет молчания?
Или крошка Кэтти дурит мне голову?
Мысли одна неприятней другой посещали меня. Кэт рыдала и утверждала, что отнесла все письма, куда велено.
Вечером явился д'Артаньян и немного развлек меня своей болтовней.
Как только он ушел, я села за составление нового письма:
«Вот уже третий раз я пишу Вам, чтобы сказать, что люблю Вас. Берегитесь, как бы в четвертый раз я не написала, что я Вас ненавижу.
