Хлесткий, звонкий удар по моей щеке. Незнакомец влепил мне пощечину, затем еще одну.
— И даже не думай, девочка!
Да кто он такой, сто чертей?! Благодетель!
— Все равно убью его! — прошипела я. — Убью!
— Опомнись! — затряс меня за плечи человек. — Опомнись!
Голова моя моталась из стороны в сторону. Человек словно вытрясал из нее ярость, пока не осталась только дикая жалость к себе. Я заревела.
— Ну вот, так лучше, так лучше.
Придерживая меня за спину, человек в рясе раскидал гору из подушек, оставив только одну, опустил меня в постель, уложил руки вдоль туловища. Затем опять сел на стул и положил свою ладонь мне на живот.
— Все хорошо… — Ладонь у него была теплой, голос грустным и задумчивым. — Все хорошо. Ты просто не разобралась. Это же ты, твоя частичка сейчас там. Она любит тебя, ты ее мама. Это ты, и уже немного не ты. Ей темно и страшно, она хочет родиться, а ты до рождения обрекаешь ее на смерть. Ее, которая так любит тебя? Ведь ты же сама чудом избежала смерти, знаешь, как это страшно быть на краю небытия и как чудесно жить. Почему же ей ты отказываешь в праве на жизнь? У нее, кроме тебя, никого нет, ты самое Дорогое, что она имеет, почему же ты отталкиваешь ее? С ее рождением ты перестанешь быть одна на земле. Появится человечек, который всегда будет любить тебя, свою маму. Крохотная точечка Мечется внутри тебя, чувствуя кругом только близкую смерть, дай ей надежду. Разве это справедливо, мстить невиновным?
Я уже запуталась, кого люблю, кого ненавижу. Теплая ладонь грела мне живот, другая вытирала слезы.
Незнакомец умел уговаривать, дар убеждения, видимо, был у него от Бога.
Но не знаю, помог бы ему этот дар, если бы я имела возможность двигаться. Мне кажется, даже после его слов я совершила бы то, что задумала, но человек в рясе полагался не только на слова.
Меня опять перевели на постельный режим. Почти связанная, я лежала на кровати и, опустив подбородок к груди, лишь могла наблюдать, как растет мой живот.
Сначала он напоминал болотную кочку, потом холмик. Внутри кочки что-то шевелилось. Сначала это бултыхалось в животе, как рыбка в пруду, то выныривая на поверхность, к коже, то опять уходя куда-то вглубь меня. Потом начало брыкаться. Долгие часы я провела, наблюдая за ним, у этого был лукавый и веселый нрав. Да, оно любило жизнь. Глупое еще.
Потихоньку я привыкла к нему.
Ладно, пусть рождается, решила я в один из дней. Не буду мешать. И неожиданно для меня самой моя трясущаяся рука неуверенно поднялась и погладила живот.
