— Она откажется наотрез, — повторил Харл.
— Не откажется, — отозвался Харчад.
— Да пусть отказывается, если хочет, — сказал Харл. — Все равно брак будет заключаться по доверенности. Мы же не можем ждать, чтобы Литар ехал в такую даль. Отказывайся, милочка,— разрешил он Хильди.— Отказывайся, сколько хочешь, если так тебе будет приятнее. Нас это не смутит. — Он снова пошевелил пальцами ног.
Хильди сжала зубы, чтобы не закричать на него.
— Литара мой отказ может смутить. Харл захохотал во весь голос, и даже по лицу Харчада скользнула улыбка.
— Ну, так его недовольство падет на тебя, не так ли? — сказал Харл. — Меня это не пугает!
Он откинулся в кресле и ухмыльнулся.
— Ладно,— сказала Хильди.— Не говорите потом, что я вас не предупреждала.
Она резко повернулась и удалилась, держа спину очень прямо, а подбородок — очень высоко и сдерживая слезы, пока не прошла мимо слуг и охранников. А потом она побежала. Ей нужно было срочно найти Йинена. Он был единственным добрым человеком во всем дворце.
Хильдрида не смогла его отыскать. Она утерла слезы рукавом и мрачно принялась разыскивать его повсюду, наверху и внизу, пока не спустилась в кухню. Там сыпали проклятьями повара. Хильди обнаружила, что Навис все-таки дал себе труд отменить пир. Она разозлилась еще сильнее. Подумать только — из всего, что она ему сказала, он прислушался только к этому! Ей хотелось кусаться и что-нибудь порвать. Она гневно удалилась к себе, пытаясь решить, что будет лучше рваться: простыня или штора.
Йинен оказался у нее: он по-прежнему сидел, примостившись на подоконнике. К этому времени он уже совсем расстроился. Хильди стало немного стыдно, ведь она совершенно забыла, что велела ему ждать ее здесь.
— Хильди, — жалобно проговорил он, не успев заметить ее состояния, — почему все так ужасно?
— А сам не соображаешь почему? — огрызнулась она.
Она схватила покрывало с кровати, крепко взялась за края — и рванула. Оно подалось с весьма приятным треском.
Йинен округлил глаза. Он уже жалел о том, что заговорил. Но теперь ему нужно сказать что-то еще, иначе Хильди набросится за него за то, что он сидит тут, как немой дурачок.
— Да, — сказал он. — Это потому, что никто даже не притворяется, будто им жаль, что дед умер.
— До чего ты прав! — зарычала Хильди. И она аккуратно и даже с удовольствием оторвала от покрывала длинную полосу.
Йинен встревожено наблюдал за ней — и продолжал говорить:
— Все больше жалеют о том, что праздник испорчен. И твердят насчет дурных примет. А самое ужасное, — поспешно добавил он, видя, что Хильди берется за следующую полосу, — так это то, что мне тоже деда не жалко. Я потрясен, огорошен, но мне вовсе не жаль его. И из-за этого мне кажется, будто я — плохой.
