Дорога ветров | страница 2
Земля на ферме «Дальняя плотина» была такая плодородная, а холандский рынок так близко, что семья Митта жила безбедно. Хотя графа Хадда называли самым жестоким человеком Дейлмарка и других фермеров Флейта частенько выселяли за неуплату ренты, у родителей Митта денег на жизнь как раз хватало. Они смеялись. Митт рос, беззаботно бегая по дорожкам между посадками и канавами. Никому и в голову не приходило, что малыш может утонуть. Когда ему было два года, он как-то раз упал в канаву и научился плавать. Родители были заняты, помочь было некому, пришлось справляться самому. Митт добрался до берега и выкарабкался наверх, а пока бежал дальше, свежий ветер высушил его одежду.
Шум этого ветра был такой же неотъемлемой частью его воспоминаний, как родительский смех. Если не считать холма, на котором стоял город Холанд, Флейт весь плоский, как стол. Ветер с моря продувает его насквозь.
Иногда он налетает ураганом, прижимая траву к земле, рассекая отраженное в канавах небо на серые галочки и сгибая деревья, так что их листья показывали серебристую изнанку. Но обычно он просто дует, непрерывно и упорно, так что вода в канавах все время морщится, а листья тополей и ольхи тихо звенят. Если пшеница уже поспела, то она сухо шуршит на ветру, словно солома в тюфяке.
Непрестанный ветер вздыхает в траве, гудит в печной трубе и без остановки вращает полотняные крылья больших ветряных мельниц, которые поскрипывают и потрескивают, выкачивая воду из канав и перемалывая зерно. Митта эти мельницы ужасно смешили: их руки так забавно пытались схватиться за небо!
А однажды, вскоре после того, как Митт научился плавать, ветер внезапно прекратился. Такое порой случается в самом начале лета, но Митт тогда впервые в жизни увидел безветренный Флейт.
Крылья ветряных мельниц скрипнули и остановились. Ветви деревьев замерли. В канавах отразились синее небо и перевернутые деревья. Вокруг стало тихо и неожиданно тепло. И откуда-то потянуло необычным запахом. Митт не мог понять, что происходит. Стоя на берегу канавы у самого дома, он настороженно прислушивался к тишине и принюхивался к запаху. Пахло коровьим навозом, торфом и мятой травой, а еще — дымом из трубы. А если постараться, можно было разобрать запах растущей зелени: борщевика, лютиков, чуть-чуть ромашки... И самый сильный — сладкий запах набухающих почек ивы. А за всем этим то появлялся, то исчезал едва заметный, будоражащий душу привкус далекого моря.