Дорога ветров | страница 12



— А мне можно будет бегать с трещоткой? — в отчаянии прервал его Митт.

— Нет. Ты родился никем,— ответил Дидео. — Нет, он плавает, — сказал он Кандену. — Ты недавно в Холанде и не знаешь, но один раз его подобрали в добрых десяти милях от гавани. Это был старый «Семикратный», и я слышал, что все, кто был на том корабле, потом разбогатели. Но это единственный раз, когда такое случилось,— с сожалением добавил он. — Тогда мне было примерно сколько сейчас Митту.

Он посмотрел на Митта и, с удивлением заметив, что мальчик побледнел и плачет, ткнул Кандена в бок.

Канден снял Митта со своих плеч и заглянул ему в лицо.

— В чем дело? Хочешь собственного Аммета?

— Нет! — воскликнул Митт.

Тем не менее он оказался перед лотком, на котором были выставлены дюжины крошечных соломенных Амметов. С ними пошел еще один друг отца Митта, мужчина с суровым и непроницаемым лицом. Звали его Сириоль. Он молча стоял рядом, пока Канден и Дидео нависали над Миттом, изо всех сил стараясь его утешить. Может, Митт хочет вон того Аммета? Или как насчет вот этого, с синими лентами? А когда Митт наотрез отказался иметь дело со Стариной Амметом в лентах любого цвета, Канден и Дидео попытались купить ему восковую фигурку Либби Бражки. Но хотя восковые фрукты казались настоящими и очень аппетитными, Митт не захотел и Либби. Ее ведь бросали в море, точно так же, как Беднягу Аммета. Он расплакался и оттолкнул фигурку.

— Но они же приносят удачу! — сказал Канден, который никак не мог взять в толк, в чем дело.

Суроволицый Сириоль взял с другого конца лотка яблоко в тянучке и сунул его во влажный кулачок Митта.

— Держи, — сказал он. — Это тебе понравится, вот увидишь.

И оказался совершенно прав. Митт начисто забыл о своем огорчении, сражаясь с густой тянучкой в попытках прогрызть ее до яблока.

С этими отцовскими друзьями была связана какая-то тайна. Митт знал, что маме они не нравятся. Он слышал, как она ругала их каждую ночь, когда родители ссорились. Наступила зима, и с каждым днем мама все больше поносила отцовских приятелей, пока однажды — дело было накануне Нового года — Митт не услышал, как она говорит:

— Все, я сдаюсь. Если за тобой явятся солдаты, я не виновата!

После этих слов Мильды прошла примерно неделя, и зима была как раз на середине, когда глубокой ночью Митта что-то разбудило. На потолке мерцал красный свет. Он услышал треск и далекие крики и почувствовал запах дыма. Похоже, горел один из больших складов на берегу. Митт приподнялся на кровати, опираясь на локоть, и увидел пожар: огонь рвался в небо и отражался в темной воде гавани. Но проснулся Митт не поэтому. Его разбудило медленное шарканье за дверью. От этого звука у Митта мурашки по спине побежали. Он услышал, как Мильда пытается зажечь лампу и постанывает от спешки и досады, потому что фитиль никак не загорался. А потом лампа наконец зажглась, и Митт увидел, что отца с ними нет. Тени заметались по стенам — Мильда схватила лампу, бросилась к двери и распахнула ее.