Однако на освещенном синим мерцающим светом лице Хонорова была только нервозность и озабоченность. Он вздрогнул, когда включился фонарь, а теперь оглянулся назад в образовавшуюся густую тень между домами.
«А ведь он боится, — подумал вдруг Мельников. — Тоже боится!»
— Говоришь, город полон чудовищ? — спросил он вслух.
— Да, — откликнулся его спутник слегка отстранение, — прибавим шагу. Сейчас ночь, а они очень любят темноту.
— Кто — они? — спросил Василий.
Но Хоноров только нервно качнул головой.
— Смотри на небо! — приказал он резко. Василий поднял голову и вгляделся в закатное небо. Ничего.
— Не туда, правее, вон над крышей того дома. Ты видишь его?
Приглядевшись внимательнее к указанному строению, Мельников различил на крыше какое-то шевеление. Он, не отрываясь, смотрел, как что-то черное ползет по крытому шифером скату, а потом вдруг соскальзывает вниз и вместо того, чтобы упасть, распахивает широченные слабо обрисованные крылья и взмывает в небо стремительным силуэтом.
— Кто это? — спросил Мельников.
— Откуда я знаю, — пожал плечами его спутник. — Чей-то страх. Чей-то вечный спутник.
Они быстрым шагом шли дальше и на перекрестке свернули с Покаянной на Ратную улицу, еще более запущенную и обшарпанную.
— Они везде, их все больше и больше. Вон смотри, кто там роется в мусорном баке? Бомж? Бродяга?
— Нет, — тихо сказал Мельников, — их больше не осталось в городе.
— А ну, пшла! — рявкнул Хоноров на смутно виднеющуюся в темноте тень.
Та проворно выскочила на свет, на миг замерла — крупная серая собака. Она смерила двоих потревоживших ее зеленоватыми дикими глазами, а потом заскользила легко прочь.
— Зверь, принявший обличье пса! — провозгласил Хоноров и двинулся дальше. Василий последовал за ним с некоторым сомнением, ему все меньше начинала нравиться эта темная улица, эти шевеления в густой тени зданий.
— Послушай... — сказал было он, но тут Хоноров остановился. Замер, как изваяние. Потом обернулся к Мельникову — глаза его растерянно бегали, голова смешно наклонена.
— Ты что-нибудь слышишь?
Ваську стало смешно, смешно до истерики. Этот спаситель рода человеческого стоит и прислушивается ко тьме, как малый ребенок, который впервые отважился гулять во дворе до темноты.
— Я много чего слышу, — сказал Василий, — я слышу, как лают собаки и шумит вода у плотины. Еще музыка где-то... далеко.
— Нет, — напряженно сказал Хоноров, — такие характерные звуки. Хлюпающие...
Мельников честно послушал, но ничего не уловил.
