Василий не очень понял, о чем речь. Но его сейчас гораздо больше волновал другой вопрос — он больше не был один. А значит, значит, появились шансы на спасение.
— Многие люди, — меж тем продолжил глашатай Апокалипсиса, — встречают монстров. Это не простые монстры, хотя тоже несут зло. Эти монстры привязаны к конкретным личностям, подобраны для того, чтобы вызывать в своих жертвах наибольший страх. Они как будто твои близнецы, твои половины, знающие тебя досконально. Плохие половины. Знаешь, как при шизофрении — одна половина деструктивна, зато другая любит детей и цветы.
— Зеркало, — сказал Мельников.
— Что? — переспросил удивленно его словоблудствующий собеседник.
— Его поглотило зеркало. И если у каждого свой монстр, то почему у меня было зеркало?
— Ты бы рассказал... — произнес Хоноров.
И Василий рассказал историю превращения его напарника в зеркало. На середине рассказа он вынужден был остановиться и перевести дыхание, почему-то вспоминать было нелегко. Хоноров внимательно слушал, все так же раскачиваясь на сиденье. Древний дед у подъезда взирал на это с невозмутимостью горных вершин Памира.
— У тебя в детстве с этими стекляшками ничего не было связано? — внимательно выслушав рассказ, спросил Хоноров. — Учти, я тебе не просто так это говорю, ты должен вспомнить, что именно тебя пугает. Только так можно бороться с чудовищем у тебя на шее.
Мельников послушно напряг память, рылся в ней, как все предыдущие годы рылся в мусорных баках — среди гниющих отбросов нет-нет да и найдется нечто ценное. Но так ничего и не обнаружил. Много было гадостей в его памяти, много горя, а вот чего-то хорошего — так, на самом донышке. Приняв это, как очередное подтверждение своей неудавшейся жизни, Васек приуныл.
— Не вспоминается? — участливо спросил Евлампий Хоноров. — Это ничего, вспомнится. Такое, оно знаешь, всегда на дне памяти обретается. Копни поглубже — обнаружишь его, эдакую черную склизкую корягу.
Поводив бездумно глазами по сухой вытоптанной земле вокруг карусели, Василий спросил:
— А у тебя тоже есть монстр?
— Есть! — хохотнул Евлампий. — Только у него кишка тонка меня догнать. Уже целый месяц гоняется, а поймать не может.
— Какой он?
Вот тут Хоноров замялся, поправил нервно очки:
— Ну, знаешь... В общем, тебе это не должно быть интересно. В конце концов, его целью являюсь только я, так ведь? — Он порывисто поднялся с сиденья.
— Постой, — сказал Мельников, — ты говоришь, их уже много, таких монстров?
