Неожиданно все звуки каравана заглушил громкий голос. Это император Шана, сидевший на своем верблюде в окружении тюков шелка и звенящих медных кастрюль, запел гимн провинции Гуинмер. Собачьи Уши достал из футляра флейту; ее чистый, высокий, слегка дрожащий голос красиво переплетался с выразительной старинной мелодией.
Властитель светлый и великий,
Тебе несу я свой поклон.
Цветы, и свет, и солнца блики,
И в звездах темный небосклон.
Харлол бросил на Шу встревоженный взгляд, словно пытался решить, шутит ли купец или выражает свои чувства вполне искренне? Однако слуги Шу хором подхватили гимн, а второй куплет уже пел и сам новый погонщик. Поющие обращались к духам пустыни Гансау; гимн в провинцию Гуинмер принесли странствующие по пескам кочевники. Даже мастер Ден — лукавый бог Чи-Чу в человеческом обличье — счел необходимым присоединиться к всеобщей молитве, возносимой чуждым духам.
Своей могучею рукою
Ты в светлый путь нас всех ведешь,
И над широкою рекою
Покой, забвение даешь.
Запел и Адар, и скоро уже весь караван с воодушевлением распевал красивый старинный гимн.
Букашку, зверя, человека
Оберегаешь в мире ты,
И в каждом шаге, вздохе века
Твои незримые черты.
Когда же наконец торжественная песнь подошла к концу, над караваном взлетела новая мелодия — на сей раз обращенная к лукавому богу веселая песенка, и с особым удовольствием ее подхватил мастер Ден.
Ах ты, парень развеселый, удалой!
Не ходил бы ты к красавице домой!
Ах, суров, суров ее батюшка.
Ах, строга, строга ее матушка.
Шагая рядом с верблюдом императора, мастер Ден широко улыбнулся Льешо, приглашая его разделить удовольствие посвящения в тайну. Льешо ответил на улыбку улыбкой, хотя и несколько натянутой. Мастер Ден подмигнул, словно говоря: «Эй, парень, выше голову! »
В этом был весь Чи-Чу.
Льешо все понял и, соглашаясь, быстро кивнул. Но как же можно радоваться, когда ясные глаза Карины с обожанием обращены к брату?
Едва умолк смех, сопровождавший молитву лукавому богу, и над караваном наступила тишина, как гарны затянули собственный гимн. Несколько голосов нестройно подхватили напев, однако со всех сторон тут же раздались шиканье и негромкие, но вполне красноречивые угрозы расправиться с неверными.
Шу поступил иначе: он запел другой гимн гарнов — тот, в котором не было ни злости, ни вызова, а звучала лишь благодарность ветру, дождю и земле — исконным богам этого народа. Собачьи Уши недовольно пожал плечами, но поднял к губам флейту и поддержал мелодию. Купцы-гарны, хотя и с явной неохотой, тоже присоединились. В разных концах каравана раздавалось нестройное пение, однако момент напряжения уже прошел — осталось лишь смутное предвосхищение надвигающейся бури.
