— Это не человек — это Pax Пятипалый! Если ты сдашь ему свою кровь, я с тобой здороваться перестану и руки не подам.
«Странно. Хотя — кто любит безопасников?.. Однако если этот парень не успел передать наш договор наверх, то дело плохо. Тогда меня поведут другие из того же ведомства, но уже без оглядки на честное слово. Где оно, то слово?.. Ищи ветра в поле. М-да, ситуация...»
Обратный путь в гостиницу Форт посвятил изучению градской инфраструктуры, одновременно стараясь понять, что он увидел в оборвавшейся спортивной передаче и чем ему это грозит.
Взрыв паники на стадионе ничем разумным не объяснялся и ни в какие рамки не укладывался. Исчезновение Раха с экрана казалось мрачным предзнаменованием — если его затоптали, рухнула вся комбинация с покупкой люгера, и надеяться больше не на что. Кто ещё поручится перед «Эрке Небек» за приезжего с такой тёмной биографией? Перспектива иметь дело с Буфином или Зеноном не радовала — это парни с той стороны бизнеса, которая с законом не граничит. Не лучше ли поскорее переметнуться в другой град — Крау, Авако или Ньяро? лишь бы торговцы разных градов не обменивались данными о клиентах...
Бесчеловечная среда обитания ньягонцев представляла собой гибрид горных выработок с интерьерами котельной, узла гидроцентрали и метро. Время было нерабочее; народ кишмя кишел, реками притекая и уплывая по эскалаторам, волнами вталкиваясь в короба лифтов и обклеенные рекламой трубопоезда, которые с неживым стоном отлетали от платформ в тоннельные дыры и утягивали за собой воздушные вихри.
Слишком много людей. Слишком обширный город, чтобы по поведению прохожих в одном районе угадать, что произошло в другом. В передвижении людей ничего не изменилось, поскольку его ритм задаёт техника.
Позади не смолкал каменный треск монеток в колонках пропускных турникетов. Вдоль платформы, где выстроилась толпа ожидающих, повеяло напрягом гравиторов, оттесняя плотно стоящих людей от края и прокладывая жёлоб-невидимку для тормозящего поезда. Круглоголовый червь вытек из тоннеля и, слабо колыхнувшись, замер, отворив десятки дверей. Народ отступил, пропуская через себя ручьи выходящих, затем надавил на борт состава, вливаясь в вагоны.
Форт заметно выделялся над слоем голов и длинных ушей. Стайка недорослей обоего пола шепталась, тихонько прохаживаясь на его счёт:
— Смотри-ка, ничего себе верзила! Прямо до потолка.
— Все корноухие — здоровенные, кроме хэйранских жаб.
